Слова казались искренними, а сам граф выглядел несчастным и одиноким.
– Не знаю, Филипп. Ничего не понимаю. Совсем запуталась.
– Тогда позволь повторить то, о чем я сказал в тот вечер Маргарет, то, что привело ее в бурное волнение. Я люблю тебя, Джейн. Люблю всей душой и всем сердцем. Когда ты вошла в ту злополучную комнату, я как раз собирался уйти и отправиться к тебе, чтобы признаться в любви и постараться доказать глубину своего чувства. В тебе вся моя жизнь! Если не простишь и не примешь, мне конец. – Филипп обнял любимую и склонил голову. – Пожалуйста, сжалься, не прогоняй! Скажи, что готова простить!
Не в силах противостоять жалобным мольбам, Джейн ответила на объятие. Прижала к груди покаянную голову и принялась ласково гладить темные волосы. Многое так и осталось нерешенным, многое до сих пор терялось в неизвестности, однако самое веское, самое убедительное обстоятельство не подлежало сомнению: Филипп любит ее, и это главное. Он вовсе не тот человек, который способен произнести заветные слова впустую. Граф никогда не был идеальным мужем и вряд ли сможет им стать – у него масса слабостей и недостатков, – и все же он искренне любит ее.
Что же, оставалось решить лишь один вопрос. Джейн вздохнула:
– Тебе придется кое-что пообещать.
– С радостью.
– Обещай, что больше никогда не встретишься с Маргарет.
– Никогда и ни за что. Даю честное слово.
– Обещай, что никогда не разделишь постель с другой женщиной. Даже от мысли о возможной измене сердце разрывается на части. Поклянись.
– Это совсем не трудно.
Филипп слегка отстранился, чтобы смотреть любимой в глаза. Снова крепко сжал ее руки и медленно, торжественно произнес:
– Преклонив колени, всем сердцем клянусь, что отныне и впредь буду верным и преданным супругом прекрасной леди Джейн Уэссингтон. Поверь и прими.
– Ну что ж, раз так, я полностью тебя прощаю.
– Неужели это правда, любовь моя?
– Чистая правда. Я люблю тебя, Филипп, и это тоже чистая правда. Сама не знаю, почему и за что, но все же ничего не могу с собой поделать.
– О счастье! Возможна ли такая радость? Ты поистине прекрасна, Джейн! Такой красивой я еще никогда тебя не видел.
Позже, гораздо позже Джейн лежала рядом со спящим мужем и смотрела в любимое лицо. В голубоватом свете луны Филипп казался таким юным, беззащитным и прекрасным. Она нежно дотронулась до его щеки, провела рукой по волосам, по плечу, по груди. Она любила безмерно, безгранично, но вряд ли смогла бы объяснить свое чувство. Да и способен ли кто-нибудь проследить путь сердца?
Конечно, будущее таило немало трудностей: предстояло решить запутанные проблемы, обсудить спорные вопросы, уладить множество мелких и не очень мелких неурядиц. Но в минуты тихого блаженства обо всем этом думать не стоило.
Сейчас леди Уэссингтон лежала в постели возле любимого мужа и радовалась простому счастью понимания и близости. Ответы на все сложные вопросы можно будет найти и утром.
Джейн положила руку Филиппу на грудь: как ровно, спокойно бьется сердце! Так бывает только во время самого крепкого сна.
В это мгновение, словно услышав ее мысли, муж накрыл руку Джейн своей ладонью и сонным голосом, но абсолютно внятно прошептал:
– Обещай, что больше никогда меня не бросишь. Дай честное слово!
Он поднес пальцы жены к губам, нежно поцеловал и вновь погрузился в сладкий сон. Джейн ласково улыбнулась и тоже уснула.
Глава 29
Эмили лежала в своей постели, в спальне небольшого сельского домика, и смотрела в потолок. В соседней комнате о чем-то рассказывала на своем, пока еще никому не понятном, языке сестричка Мэри. Солнце еще не встало, но на востоке уже занималась заря. Мэри только что исполнилось пять часов от роду.
Джейн почувствовала приближение родов на следующее после приезда отца утро. Схватки продолжались два дня и почти две ночи. Полнолуние призвало к родам сразу нескольких женщин в округе, и поэтому повитуха успела прийти лишь к концу.
Папа ужасно нервничал и боялся, но она, Эмили, – ни капельки. Она точно знала, когда и что необходимо делать. Ее научила повитуха – на всякий случай: вдруг ребенок явится раньше, чем она сама? Так что, пока папа метался из угла в угол, стонал и охал, Эмили спокойно и методично приготовила все необходимое, помогла Джейн переодеться, заварила травы.
Через несколько часов отец все-таки успокоился и даже попытался поддержать Джейн. Когда же подоспела повитуха, все трое уже настолько втянулись в процесс, что едва заметили ее присутствие и помощь. Наконец на свет благополучно появилась крошечная девочка.
Джейн заплакала. Эмили заплакала. Отец тоже заплакал. Эмили до сих пор не могла справиться с впечатлением: сильный, смелый, властный, независимый лорд Уэссингтон рыдал перед всеми, словно малый ребенок. И постоянно повторял, как он их любит. Говорил громко, чтобы все слышали. Эмили никогда не забудет, как отец обнимал ее и целовал. Она позволила: ласки оказались искренними и сердечными. А в перерывах между слезами и объятиями отец говорил, что Эмили придется научить Мэри всему на свете, потому что она – старшая сестра, и для малышки это очень важно и необходимо – иметь такую замечательную взрослую сестру, которая все знает, все умеет и в любую минуту может о ней позаботиться.
На медленно бледнеющем небе сияла яркая звезда. Казалось, она светит прямо в окно. Эмили закрыла глаза и загадала желание: пусть всегда будет также замечательно, как сегодня.
Мэри снова зашевелилась. Джейн совсем недавно ее покормила, так что малышка не голодна. Эмили слышала, как папа вставал и брал кроху к себе в постель, а потом они с Джейн о чем-то тихонько шептались. Так почему же сейчас папа не встает? Наверное, и он, и уж тем более Джейн слишком устали и просто не слышат возню и кряхтение.
Повитуха сказала, что рождение Мэри далось Джейн очень тяжело, так что несколько дней ей придется провести в постели. Отцу эти два дня и полторы ночи тоже дорого стоили – за все время он не прилег ни разу, да и волнение не прошло даром. Глядя на него, можно было решить, что он сам подарил жизнь маленькой дочери. Эмили улыбнулась. Кто бы мог подумать, что ее суровый, сдержанный, серьезный папа внезапно проявит такую пылкость?
Едва слышно вздыхая от счастья, Эмили тихо встала с постели и на цыпочках прошла по коридору. Мэри лежала в своей маленькой колыбельке и таращила блестящие, словно чистые предрассветные звезды, глазенки. Сестры внимательно посмотрели друг на друга, и вдруг Эмили показалось, что она слышит то, что хочет сказать малышка:
«Возьми меня, пожалуйста. Мне так одиноко».
– И мне тоже, – шепнула в ответ Эмили. «Я боюсь темноты».
– И я тоже.
Отец и Джейн даже не пошевелились – они, должно быть, и не услышали, как Эмили тихо вынула сестренку из кроватки и отнесла к себе в комнату. Осторожно положила крохотный сверток на постель и уютно устроилась рядом. Глядя на очаровательную головку маленькой красивой девочки, нежно улыбнулась:
– Папа говорит, что я должна научить тебя всему на свете, – прошептала старшая сестра. – А на свете так много всего, что уже пора начинать уроки.
«Да, я хочу знать все, что знаешь ты».
Слова прозвучали так отчетливо, словно Мэри действительно произнесла их вслух. Эмили протянула малышке палец, и сестричка тут же крепко схватила его крохотной ручонкой.
Эмили смахнула с глаз слезы умиления.
– Давай начнем. Я расскажу тебе о папе и о Джейн. Расскажу о нашей семье…