— Я не опоздала? — заглянула она в машину, постучав по стеклу. И очаровательно, чуть смущенно, улыбнулась.
— Нет, — Гарри отчаянно боролся с тем, чтобы не засмеяться, — я тоже сегодня чуть запоздал. Только-только въехал к вам во двор… Так что на этот момент — один-один… Садитесь!
Дверца машины плавно поднялась вверх. Рогозина опустилась на сидение машины, и дверь закрылась. Гарри, в тонких, кожаных перчатках, явно дорогих, завел двигатель и начал выруливать с фэсовской стоянки.
— А куда мы едем?
— Сначала туда, где вкусно накормят, а потом я кое-что хочу вам показать… — Гарри не сводил взгляда с дороги, по которой ехал сейчас.
***
Рогозина бывала в самых различных местах, но в таком спокойном и по-настоящему красивом месте — еще никогда. Народу было мало, живая музыка — точнее музыкальная группа, играла слабо, едва слышно, почти не нарушая спокойствия. Было много живых цветов, аккуратных картин… Очень приятное было это заведение.
Хотя чуть странное. Тишина тут… подступала. Она и сама не знала, как это выразить в словах.
Гарри, по-видимому, очень хорошо знал все и всех. Он спокойно жестом подзывал официанта и коротко показывал те или иные позицию в меню. Тот кивал и молча приносил блюда.
— А что… это за место? — решилась она спросить у Гарри, который ел что-то рыбное и с соусом. Сама она решительно заказала курицу.
— Я давно знаю это место, — Гарри вежливо отложил вилку, — иногда мне нужно по-настоящему тихое местечко, и я иду сюда… Знаешь, чем оно необычно?
— Тут… тихо… — как-то нерешительно высказала догадку женщина, оглядываясь.
— Тут просто половина официантов — люди с ограниченными возможностями. — Объяснил Гарри с улыбкой.
— Невозможно! — поразилась она. И огляделась вокруг уже повнимательнее, другими глазами. И правда — многие общались характерными жестами, кто-то писал на доске или на телефоне и показывал другому. Но вокруг царила добрая атмосфера и все общались исключительно с улыбками и ласковыми прикосновениями. — Вот это да!
— Готовят здесь исключительно хорошо. Я давно нигде не ем, только здесь… В этом месте. Многие мои воспитанники здесь работают… Так что нам все бесплатно, лишь только нужно оставить чаевые и отзыв… Кстати, может, потанцуем?
Гарри вежливо показал кому-то жест — кому, Рогозина так толком и не увидела, но музыка зазвучала в разы громче…
***
Танцы слегка утомили ее. Вечер плавно пересекал в ночь, но ей ничуть не хотелось домой, к себе, в пыльную и опостылевшую тишину. Гарри познакомил ее с парой официантов — один юноша, оказывается, был глухим, а другой паренек — был немым.
-… картины, которые на стенах, рисует, кстати, одна из моих выпускниц, она слабо видящая… По памяти, и на ощупь…
Рогозина кивнула. Ей понравилась как раз одна из них — осенняя листва кружилась в танце ветра. Очень здорово нарисовано.
— И как же у тебя получается следить за всеми, да еще и знать обо всех сейчас?
— В девяностые — это была проблема… А сейчас — телефон, интернет… Многие выпускники друг с другом общаются, некоторые — создают семьи… — развел руками мужчина.
— А все-таки, — Рогозина села на самый краюшек стула и в упор уставилась на генерального директора, — тяжело тебе было с «Городом»?
— Да, было трудно… — просто сказал Гарри. — Но все из-за того, что мне было двадцать с небольшим лет. Я не знал многого… я и был не особо старше их… Я наделал ошибок, признаю… — Гарри отпил из бокала свежевыжитый сок. — Представляешь, когда к тебе, худощавому молодому человеку, приводят самого настоящего бугая двух метров ростом, как шкаф, да еще и с первой судимостью — спер из магазина буханку хлеба и колбасу, потому что жрать нечего было? Но для этого «красавца», кстати, все сложилось даже счастливо… — заулыбался он от воспоминаний.
Рогозина легко рассмеялась. Гарри тоже поддержал ее смехом.
***
— А куда мы едем? — спросила она, когда надевала в очередной раз ремень безопасности. На небо взошла полная луна, и на улице, освещенной вдобавок электрическими светом ночных фонарей, стало еще светлее.
— В одно место… — улыбнулся ее собеседник. — Гарантирую, что вам понравится… Только на шпильках будет немного… неудобно…
Они приехали в какой-то коттеджный поселок. Но проехали мимо последнего дома пару метров. Гарри быстро вышел первым, что-то вытащил из багажника, и помог ей выбраться из машины.
Под ногами спускался обрыв. До Рогозиной доносился плеск волн.
— Это озеро и берег я выкупил специально для себя. Тут я тоже отдыхаю и расслабляюсь, когда есть время… Он вполне оборудован, а вода — очищена. Даже рыбки плавают… — пояснил Гарри. И, взглянув на ее ножки, обутые в красивые туфли, проговорил: — Лучше всего обувь снять. Тут чисто и хорошо идти — я сам убираю… — похвастался он. И сам начал стягивать с себя ботинки.
— Это здорово…
Действительно — под босыми ногами шелестел песок; Рогозина различила в темноте пару шезлонгов и деревянный столик. Так же было оставлено место для костра и, чуть дальше — стояло три больших мусорных контейнера.
Туфли, которые к концу вечера начали причинять дискомфорт и мужские, чуть жавшие ноги, ботинки остались в машине. Гарри щелкнул брелком сигнализации и пошел первым, показывая направление.
Гарри ловко накрыл стол — на руке у него, оказывается, была корзинка и перед Галиной предстала уже более обычная еда — сэндвичи, бутерброды, нарезки из сыра и колбас. Так же была водружена на стол бутылка воды, лимонада и сока.
И никакого алкоголя.
Гарри зажег фонарь, который был над самой их головой. Неяркий свет привлек ночных мотыльков, и они бестолково кружились и бились о стеклянные стенки.
— Тут красиво…
— Я рад, что вам нравится…
Он оказался слишком близко к ней и ее губам. Если бы она сейчас… Но Рогозина поддалась воли эмоций, порыву: она, со всей страстью, что полыхала сейчас в ее теле, прижалась к его губам. Гарри умел целоваться, отвечая ей взаимностью; постепенно ее руки вцепились мужчине в плечи, и начали скользить по одежде. Но тут с ним будто бы произошла разительная перемена: он рывком, резко и больно перехватил ее за запястья. И отпрянул от нее.
Рогозина в слабых лучах света различила как чуть побелело его лицо. А в глазах появился испуг.
— Прости, — как-то механически проговорил Гарри отпуская ее руки. В глазах его появилась какая-то грусть и тревога. — Я… я…
И тут Рогозина вспомнила рассказ Степана…
— Господи, прости меня! — сообразила она. — Наверное… ты все еще не можешь забыть… прошлое…
Гарри закрыл рот, хотя явно хотел продолжить фразу, но тут его лицо погрустнело, а в глазах появилось почти что отчаяние:
— Да, мое прошлое все еще не дает мне до конца преодолеть себя… Я пытаюсь, но… Это трудно. Я преодолел боязнь обычных прикосновений, но… — Гарри, казалось, не знал, куда прятать глаза. — телесное мне пока недоступно… — заломил он руки.
— Но ты справишься! — женщина поняла, какую серьезную ошибку она совершила. Не надо было вот так сразу, напором, лезть к нему напролом. Он же пережил ад и насилие. — Ты кажешься мне совсем иным… Не таким, как все… Добрым…
Гарри поднял на нее свои грустные глаза и явно немного повеселел от ее слов.
— Честным. Искренним. Я редко ошибаюсь в людях…
— Спасибо… — мерцанули зеленые глаза в ночной тьме.
***
Они еще долго говорили друг с другом в ночной тьме, и Рогозина слегка коснулась вопросом о приемном сыне:
— А где твой сын? — Рогозина взяла в руки сэндвич и налила очередной стакан сока. Она уже знала — Гарри алкоголь не пьет. Вообще. Даже по праздникам не употребляет.
— О, он сейчас в «Городе». У них какой-то совместный проект с классом, и он остался ночевать там… Либо плакат рисуют, либо доклад пишут… Я о нем не волнуюсь — там очень хороший присмотр и он еще не может привыкнуть к тому, что теперь живет у меня… Я бы очень хотел тебя с ним познакомить. Кваетус — очень хороший паренек… На его долю тоже выпало немало испытаний, но он смог их преодолеть… Но осталось ему еще одно… Операция. Но она не скоро, поэтому…