Эпилог
Холодный липкий туман стекал со склона серыми комками, чем-то неуловимо напоминая овсяный кисель. Было не то чтобы холодно, но зябко и неуютно. Дэлвиг съёжился на краешке старой потёртой пенки, подтянув коленки к подбородку и укутавшись в монашескую накидку до самого носа. И зачем он залез на гору в такую рань? Чего ему вообще тут делать? Смотреть на рассвет? Можно подумать, он никогда не видел, как солнце поднимается над этой лохматой горой. Ангел невольно бросил взгляд на свободный край пенки, и у него защемило в груди. Он всегда садился на самый краешек, оставляя место для Санни. Даже когда тот бросил его, ушёл со своим отцом и в порыве неистовства едва не прикончил своего ангелочка. Он терпеливо ждал, знал, что рано или поздно друг вернётся. Нет, не знал, скорее, просто верил. И эта наивная вера позволяла Дэлвигу всегда оставаться спокойным и уравновешенным, он не жаловался на судьбу и не тяготился временным одиночеством.
И Санни возвращался, смущённо потупившись, садился на свой край пенки, заботливо укрывал плечи друга краем своей накидки и прижимался к нему тёплым боком. Они вместе встречали рассвет и гадали, успеет ли солнышко разогнать туман на дне долины до того, как наступит время утренней пуджи. Это была хорошая примета, если солнечным лучам удавалось просочиться сквозь полупрозрачную дымку и коснуться двух золотых оленей на крыше храма. Тогда их торчащие ушки загорались словно фонарики, а друзья весело смеялись, как будто это была самая смешная шутка на свете.
Дэлвиг внезапно осознал, что ему стало совершенно безразлично, успеет ли солнце вовремя растопить туманный кисель, и взойдёт ли оно вообще. Без Санни этот спектакль потерял всякий смысл. А только ли спектакль? Двое самых дорогих ему людей, отец и друг, навсегда ушли из его жизни. Какое страшное слово «навсегда». От него так и веет могильным холодом. Дэлвиг неожиданно для себя ощутил, что его всего трясёт. Но это было вовсе не от холода, хотя накидка сползла в траву и обнажила его голые плечи, а от беззвучных рыданий. Боль утраты наконец прорвалась через жалкую преграду показного смирения. Ангел уткнул лицо в сложенные руки и зарыдал в голос. Ему больше не нужно было строить из себя стойкого оловянного солдатика, отпала нужда притворяться сильным. Никому больше не нужна была его помощь и поддержка. Санни и так хорошо рядом с братом. Раньше Дэлвиг никак не мог понять, что толкает людей на самоубийство, а вот теперь понял. Ведь гораздо соблазнительней вообще ничего не чувствовать, чем терпеть эту боль. Но всё-таки он был ангелом и поэтому, вместо того, чтобы повеситься на ближайшей сосне, просто плакал, смывая слезами отчаяние и тоску со своей светлой души.
Мягкое прикосновение накидки к обнажённым плечам было совсем незаметным, и в первый момент Дэлвиг даже не понял, что рядом кто-то есть. Прошло несколько секунд прежде, чем он поднял заплаканное лицо, и его глаза широко распахнулись. Рядом с ним на другом краешке пенки сидел Сабин. Увидав, что его заметили, он придвинулся поближе и обнял друга за плечи. Секунду Дэлвиг сидел неподвижно, явно пребывая в ступоре, а потом бросился на шею своему, казалось бы, навсегда потерянному другу. Уже высохшие слёзы снова полились ручьём. Сабин не мешал ему плакать, просто гладил ангелочка по голове, как маленького.
– Этого не должно было случиться,– просипел Дэлвиг, шмыгая носом. – Ты должен был уйти с братом.
– И кто же так решил? – насмешливо спросил Сабин,– Создатель?
Он оторвал ангелочка от своей груди и протянул ему пачку бумажных носовых платков. Дэлвиг вытер слёзы и смущённо улыбнулся.
– Так было предначертано твоей судьбой,– уже спокойнее произнёс он.
– Предначертано,– фыркнул Сабин. – Я сам определяю свою судьбу.
– Отец тоже так думал,– вздохнул ангел,– но Создатель всё равно сделал по-своему.
Сабин не ответил. Напоминание о брате резануло по сердцу щемящей болью. Он вспомнил, как всего несколько часов назад они стояли на залитой лунным светом лужайке и прощались навсегда.
– Мы обязательно встретимся,– уверенно произнёс Антон,– ты сам меня найдёшь, я знаю.
– Мне бы твою уверенность,– вздохнул Сабин.
– Я заметил, что ты несколько раз смог воспринять моё сознание целиком,– пояснил брат. – Это начало трансформации ума. Со мной тоже так было.