Маг поощрительно глянул на меня.
– Сизиф был обречен вечно тащить камень на гору Аида, – из-за его хитрости, корыстолюбия и порочности, как описывает Гомер.
Это событие, – рассказывал он, – обросло мифами и смыслами историков и литераторов. Альбер Камю, ощущая безнадежность судьбы Сизифа, стоявшего у скатившегося к подножью камня, сделал вывод, что бытие не имеет смысла, абсурдно. Стоит ли жизнь труда быть прожитой? Сизиф потерял надежду, но также у него не стало самой судьбы, которую он мог бы преодолеть. И он обрел свободу, проявил все свои творческие силы в безнадежной борьбе.
– Проблему абсурда решали многие великие умы. Томас Мор в «Утопии» (буквально «Нигде») и Томазо Кампанелла в «Городе солнца» нарисовали утопическое общество, где, якобы, была разрешена эта проблема. В антиутопиях «Мы» Замятина и «О, дивный новый мир» Хаксли показаны абсолютно забюрократизированные общества, где человек – лишь номер, был поставлен вопрос: может ли человек быть изменен настолько, что забудет о своем стремлении к свободе, достоинству, любви? Что такое человек?
И Маг принялся заклинать.
– Что – нам? Нашей гибнущей судьбе, в которую – в упор! – равнодушно глядит реальность? Я вижу ваши судьбы, перебирающие скелеты в шкафу, то есть состояния стыда и вины, в том числе от мелкой подлости ради своего благополучия – обманул, своровал, изменил, не вылечил нехорошую болезнь. Чувствую одиночество от горького опыта неудавшейся жизни, ухода близких, раздражительность на малоприбыльной работе. И возникает тоска по иным отношениям, желание безгранично близкого, исцеляющего и меняющего жизнь. Отсюда исходит экстаз древних религий, эпох романтизма, Ренессанса, коммунизма.
– Или смотрю в тревожное время угрозы ядерной войны, – нагнетал он, – и мне видятся ленинградские улицы во время блокады с трупами в снегу, и скрюченные тела, зажаренные атомными взрывами в Хиросиме и Нагасаки. И перед глазами – гибель! Это и есть неподъемный груз Сизифа, который надо как-то принять и тащить на вершину, где он в безграничном просторе, возможно, станет легким, как пух. Камень Сизифа – это реальность, которую надо тащить. Ты сам слит с временем, которым надо жить, и переваливаться в следующую эпоху. Однако вытащить этот груз на вершину невозможно, ибо осмыслить его невозможно, как вселенную. Это самое трудное. Но без преодоления вот так и будете драться во все эпохи.
Бухгалтер Петр добро улыбнулся.
– А зачем тянуть-то? И без этого можно не драться.
– Увы, без труда, как вы говорите, не вытянешь и рыбку из пруда.
– А преодолеешь – что увидишь? – охладил Матвей. – Другую темную бездну?
Маг вдохновенно поднял лысую голову, взметнув редкую бородку дьячка.
– Порыв на пути к вершине – вечен. Творить подъем, открывать новое на пути вверх – подлинное наслаждение, которое настоящий творец не променяет ни на что другое. Это нечто могущественное, жажда самого человечества. Библейское Спасение внушило жажду познания, уходящего в необозримость вселенной. Каждый несет свой непомерный камень Сизифа, но так и не достигает вершины, потому что не успевает, смертен, или не хочет нести свой камень. Учитесь хотя бы удерживать камень на высоте. Чем выше будете поднимать камень, тем легче он будет.
– Да! – вскричал, словно заклиная, Марк. – Надо идти туда, вольной ощупью!
И вдруг голова моя опять закружилась, мир раздвинулся и стал огромным, и я увидел свою судьбу: она вглядывалась в тревожное пространство и время.
Я представил себя и нас всех в том холодном небе, тревога была общечеловеческой. И увидел все вокруг, все мелочи быта, скользкую дорогу, исхоженную множеством сапог, и сухую измызганную траву на обочинах, и станцию, и вагоны поезда, которые атаковали мешочники, и мою изможденную мать, и отца, плечами отвоевавшего для нас место. Эти мелочи виделись не натурально и фотографично, а как метафоры моего тревожного полета в темной бездне.
И увидел себя сегодняшнего, забывшего то общее чувство.
____
После перерыва Маг сменил тему.
– Все, о чем я говорю, не относится к сухой бесстрастной историографии, и даже к историческим романам, оживляющим поступки и переживания королевских и прочих особ, но не дающим ничего нового. Как говорил великий Лотман, духовное – это нереализованная история. История человеческого духа – это вздымающаяся гигантская волна, сверкающая на солнце прозрениями, бесконечно устремленная в безграничность космоса, где она ищет слиться с вселенной. Каждый всплеск этой волны – из древности до сегодняшнего дня, ценен и всегда будет ценен, ибо открывает истинное лицо человечества. Но эта волна зиждется на костяке истории и современности, основы, без которой невозможен взлет. Опуститесь в тень земную, и лишь тогда увидите свет.