И процитировал, из своего:
– Дело не в длительности порывов, – разъяснил мои стихи Маг. – Порывы – это лишь способ видеть себя в высшем проявлении. Они расширяют мир, выходящий из времени, и тень озарений остается на всю жизнь. То есть, ты становишься хорошим человеком, который не опустится ниже планки своей совести.
– Так что же делать? – разочарованно спросил Марк. Маг поднял палец.
Он остановился, не зная, с какого конца ухватиться за свой сизифов камень.
– Вы знаете, что история ничему не учит. Вы попадаете все на те же грабли. Почему, как вы думаете?
Матвей уверенно сказал:
– Потому что наша суверенная демократия еще не распространилась на весь мир. Борьба усиливается.
– Сумбур в головах! – воскликнул Марк. – Все люди по-своему безумны, как говорят психиатры. Особенно видно это по тридцатым прошлого века в Советском союзе. Желание «приподнимать» действительность, бред величия, психологические травмы, вытесненные в подсознание, паранойя, шизофрения, раздвоение личности… И сейчас это осталось, хотя отодвинутое от прошлого времени.
– Не безумие, а отклонение от нормы, – вступился за народ Юдин. – Человек не совершенен. Норма – у среднестатического большинства.
Говорит он правильно, но мне хотелось его обрезать.
– Каждое поколение по-своему уникально. Отклонение – двигатель эволюции, испытание нового.
–Тысячелетний гнет выживания, – все еще возмущался Марк, – не дает людям поднять голову, чтобы осмыслить происходящее. Должна произойти грандиозная перестройка экономической системы, и тогда люди изменятся.
Я спросил Мага:
– Что может изменить человека – воспитание или смена системы?
– Воспитания – нет. Есть самовоспитание. Мы в младенчестве чисты, любим и любимы. Воспитание – в сохранении этой детской чистоты, детского взгляда.
Я тоже верил: что-то дает только самовоспитание.
– Теория малых дел? – сокрушался Марк. – Долгое самовоспитание, которое никогда не кончится?
– Нет, это великая цель, на которую жизни не хватит.
Марк издевался.
– Люди имеют короткие цели, и ничего. Наверно, потому, что имеют множество последовательных коротких целей, и потому живут припеваючи.
Он мыслит изобретательно.
Маг усмехнулся.
– Да, без осознания пережитого опыта, без восхождения на вершину познания ваши смены систем будут пустым кругооборотом. Хотя, конечно, невежество будет всегда, оно – из относительности истины (не говорю о невежестве упрямых убеждений, обратно пропорциональных глубоким знаниям).
Марк не выдержал, загорелся.
– Вся история доказывает, что народ меняется только со сменой эпох! Что там говорить: открытие злаков и освоение посевов изменили дикарей-охотников. А эпоха Просвещения? Создала титанов, как вы сами говорите, и предрекла две самых кровавых мировых войны. А крушение советского режима начисто изменило россиян. Вот ваш сизифов камень, который смена систем сдвинула далеко вверх.
Маг покраснел.
– Ваш аргумент убойный. Но посмотрите, изменилась ли природная хищная натура человека за тысячелетия? И эпоха гуманизма не помогла! Да, жизнь стала цивилизованнее и удобнее, но почему-то до сих пор остается нищета и невежество, нет подлинной свободы. Нет, без тренировки души, возбуждения порыва в близость людей история будет совершать пустой круговорот. А для этого нужно восходить на вершину, откуда увидишь и поймешь все.
– И все же, – пожалел я Марка, – объединить мир могут колоссальные прорывы в обществе. Например, космические экспедиции, которые невозможно осуществить одной страной, а только силами всей планеты.
Маг сделал реверанс в сторону меня.
– Поздравляю, хороший аргумент. Только прорыв произойдет сначала в сознании.
Поддержанный Марк иронически спросил:
– Что кроется под осознанием пережитого опыта? Может быть, его можно влить мгновенно в мозг, а не накапливать бесконечно, так и не понять, дойдя до смерти?
– Вы здесь бессильны, – вздохнул Маг. – Подняться к вершине вам пока невозможно. Все вы карабкаетесь, но так и остаетесь где-то посередине горы, недоучками. Ваш Пушкин рано взобрался на вершину, и там его камень, тянувший вниз, стал легким, как пух. Оглянулся окрест, и открылись очи. Там, на высоте, волновались народы. И он стал легко проникать в их души. В испанскую, где "объята Севилья и мраком, и сном". И в души славянских и других народов: «Три у Будрыса сына, как и он, три литвина. / Он пришел толковать с молодцами. «Дети! седла чините, лошадей проводите, / Да точите мечи с бердышами». И, как говорят нынешние мыслители, в мистическую «глубинную» душу народа, безмолвно стоящего перед грехом царской власти. И – Кавказ над облаками, с ним наравне.