На высоких деревянных, выкрашенных в зеленый цвет воротах красовалась надпись:
ПРОЕЗД ТОЛЬКО ДЛЯ ИМЕЮЩИХ КЛЮЧ. ДОСТУП ДРУГИХ ТРАНСПОРТНЫХ СРЕДСТВ ТОЛЬКО ЧЕРЕЗ ВЪЕЗД В ВУДСТОКЕ. СТОРОЖЕЙ ПРОСИМ НЕ БЕСПОКОИТЬ.
Но необходимости беспокоить сторожа (единственного) не возникло, поскольку в ворота въезжал трактор с прицепом и полицейская машина проехала вслед за ним без каких-либо возражений. Халатность, подумал Джонсон. Сразу же за воротами дорога разделилась: трактор, переваливаясь, как толстая баба, бегущая трусцой в парке, повернул направо, а Джонсон – налево, мимо дубовой рощи к северной оконечности озера. Очень скоро, через две или три сотни ярдов, он увидел впереди слева несколько деревьев и понял, что ему наконец повезло, – фургон с надписью: «Усадьба Бленхэйм» стоял рядом с ними, приткнувшись к старому сарайчику, деревянная крыша которого заросла мхом. Он остановился рядом, вылез из автомобиля и заглянул в маленькое боковое оконце.
Ничего. Почти ничего: только деревянная полка, на которой, судя по надписи, два мешка корма для фазанов. Свернув за угол, он попытался открыть сначала верхнюю, потом нижнюю половину двери, устроенной как в конюшне, – обе половинки оказались заперты. Он шагнул вперед, краем глаза отметив что-то странное, мелькнувшее справа. Он шагнул еще и замер – рот его в ужасе раскрылся, тело окаменело от страха.
Глава пятьдесят четвертая
Михаил Штих (Западная Германия) победил Бориса Беккера (Западная Германия) 6 – 4, 7 – 6, 6 – 4.
Итог чемпионата мира в одиночном разряде,Уимблдон, 1991 год
В то время как главный инспектор Джонсон собрался в Вудсток, Льюис вел машину по дороге А40 на Челтем, слегка превышая разрешенный общенациональный предел скорости. Эта поездка явилась результатом запоздалого импульсивного решения Морса.
– Ты понимаешь, Льюис, что единственная персона, о которой мы не побеспокоились в связи с этим делом до настоящего времени, – это тетя как-там-ее-имя из Лландовери.
– Если точно, то не "тетя", сэр. Вы знаете, как иногда маленькие девочки всех женщин называют тетями...
– Нет. Не знаю, Льюис.
– Ну, видимо, Карин просто называла ее тетя Дот или Досс – эту миссис Эванс. Ее зовут Дороти, насколько я помню.
– Выходные пошли тебе на пользу, Льюис!
– А вы не думаете, что лучше бы нам прежде всего заполучить Далея и Майклса, сэр? Я хочу сказать, если они готовы подтвердить то, что заявил доктор Хардиндж...
– Нет! Если я прав в отношении этого дела – а я прав! – мы окажемся в гораздо лучшем положении при разговоре с этими джентльменами, если повидаемся с леди из Лландовери. Помнишь этот знак на вудстокском кольце? Налево – Витхэм, направо – Вудсток, прямо по дороге А40 – Западный Уэльс, правильно? Итак, мы должны быть там в... Сколько нам ехать?
– Сто тридцать – сто сорок миль. Но, как вы думаете, может быть, лучше позвонить, на случай, если...
– Выводи машину, Льюис. С тобой за рулем мы доедем за три часа.
– Попробую за два с половиной, – ответил просиявший Льюис.
Только после Челтема, после Росс-он-Уай, после Монмута и красивейшего участка дороги между Бреконом и Лландовери Морс очнулся. Никогда, по наблюдениям Льюиса, он не был особенно разговорчив в машине, но сегодняшний день побил все рекорды. И когда наконец он заговорил, Льюис снова осознал, сколь непредсказуемы мыслительные процессы, протекающие в голове Морса. Этот великий человек, никогда не обращающий внимания на маршруты, направления и расстояния, вдруг подскочил на пассажирском сиденье.
– Через пару миль правый поворот, Льюис, – на дорогу А483 к Билт-Уэльс.
– Не хотите ли остановиться, чтобы перехватить пинту, сэр?
– Я даже очень хочу. Но, если ты не возражаешь, мы проедем мимо, хорошо?
– Я по-прежнему думаю, что разумнее было бы сначала позвонить ей, сэр. Вы знаете, она могла отправиться на пару недель на Тенерифе или что-то в этом роде.
Морс глубоко вздохнул:
– Разве ты не наслаждаешься путешествием? – Затем после паузы добавил: – Я звонил ей вчера после обеда. Она будет на месте.
Льюис замолчал, и разговор возобновил Морс:
– Это заявление... которое сделал Хардиндж. Ясно, что они собрались все вчетвером – Хардиндж, Далей, Майклс и Мак-Брайд, – собрались вместе и состряпали этот занятный рассказик. Твой портье в Лонсдейле, ты говоришь, не может назвать нам имена, но зато он уверен, что по меньшей мере трое, вероятно, четверо собрались в комнатах Хардинджа в пятницу вечером. Если они будут придерживаться своей версии все четверо, то нам ничего не останется, как поверить им.
– Вряд ли вы поверите, сэр.
– Конечно, нет. Кое-что там может быть и правдой, что-то ложью. И лучший путь найти, что есть что – это разговор с тетей Глэдис.
– Дороти.
– Ты понимаешь, в этом деле есть только одна подлинно важная улика – тот факт, что рюкзак Карин был найден так скоро, должен был быть найден – брошен на обочине, чтобы его нашли наверняка.
– Думаю, что начинаю понимать, – сказал Льюис, поворачивая налево к Лландовери.
Вскоре они достигли цели. После пары миль слева появилось гранитное здание недорогой гостиницы: "Любители птиц – добро пожаловать". Возможно, такому времяпрепровождению уготована судьба стать истоком вполне приличного бизнеса. Точно была бы уготована, если бы рядом отыскался хоть один наблюдатель.
Миссис Эванс – маленькая, подвижная женщина около пятидесяти лет – проводила их в гостиную и вскоре уже рассказывала им что-то о себе. Она и ее муж прожили в Восточной Англии первые пятнадцать лет их (бездетного) брака. Именно там она встретила Карин в первый раз, когда той было восемь или девять лет. Она, миссис Эванс, не родственница, но подружилась с семьей Эрикссонов, когда они остановились в гостинице в Алдебурге. Семья приехала туда же и на следующий год, хотя папочки с ними уже не было. После этого женщины обменивались посланиями довольно регулярно – поздравления ко дню рождения, открытки: рождественские, из разных мест отдыха и так далее. А для трех девочек Эрикссон она стала "тетей Досс". Когда Карин решила поехать в Англию в 1991 году, миссис Эванс знала об этом. Она не видела девушку уже шесть лет или около того и предложила ее матери, чтобы Карин, если она окажется в Уэльсе, остановилась у нее. Здесь замечательные места для наблюдений за птицами, а настоящие красные коршуны встречаются, пожалуй, только в здешних местах. Какова была Карин? Конечно, ей было всего тринадцать или четырнадцать, когда она видела ее последний раз, но – красивая. Очень красивая. Привлекательная, понимаете, и очень правильная.
Пока шел этот разговор, Льюис рассеянно оглядывал комнату: кресла, диванчик, мебель из мореного дуба, кофейный столик с кипой местных журналов. Комната казалась ему блеклой и темной, и он подумал, что Карин Эрикссон не была бы здесь особо счастлива...
Морс уже разговорил женщину, и ее повествование стало быстрым и непринужденным, голос поднимался и понижался с характерными уэльскими интонациями и акцентом. Она рассказала, как они вернулись в Уэльс, как депрессия подорвала их дело, как они завлекают гостей – в каких журналах и газетах помещают рекламу. И так далее, и так далее. Внезапно она спохватилась:
– Ох! Не хотите ли по чашечке чаю?
– Большое спасибо – но нет, – сказал Морс, хотя Льюис уже готов был произнести благодарное "да".
– Расскажите мне еще о Карин, – продолжал Морс. – "Правильная", вы сказали. Вы подразумевали "строгая и правильная", – такую характеристику? Знаете, немного чопорна, немного... прямолинейна?
– Нет, я такого не говорила. Как я сказала, это было пять или шесть лет назад, так ведь? Но она была... ну, мать писала, что у нее много приятелей... Но она знала... ну, знала, где провести черту, – давайте так скажем.
– Не держала пачку презервативов под подушкой?