Вскоре Морс уснул.
Когда он проснулся в семь часов, то подумал, что ему, наверное, снился хор прекрасных женщин, поющих елизаветинские мадригалы. Но помнилось ему это смутно. Столь же смутное представление он имел о том, какой же в точности принцип имел в виду Вернер Карл Гейзенберг (1901 – 1976 гг.).
Глава шестьдесят пятая
Какие странные трюки выкидывает память, которая может хранить в смутном, как сон, виде важнейшие события, в то же время свято оберегая совершеннейшие пустячки.
Сэр Ричард Бартон.Повторный визит в Синд
– Теперь ты в полной мере осознаешь, Льюис, – они вдвоем стояли на месте убийства Далея, – всю непреходящую важность сохранения места действия в неприкосновенности.
– Но мы истоптали все вокруг, сэр.
Но Морс сиял.
– Но мы же сохранили его, не так ли? – Он похлопал по крыше фургона "Усадьба Бленхэм".
– Если только наши парни не забирались в него посидеть покурить.
– Если такое было, то я отрежу им ...!
– Кстати, вы говорили с Диксоном сегодня утром?
– Диксон? Какое, к черту, отношение имеет Диксон к делу?
– Никакого, – пробормотал Льюис и повернулся, чтобы переговорить с двумя мужчинами, стоявшими у машины экспертной группы.
– Вы говорите, не забираясь внутрь вообще? – спросил старший из них.
– Да, именно этого требует главный инспектор.
– Но не можем же мы работать, не прикасаясь к этой чертовой машине, не можем ведь, Чарли?
Морс постоял у фургона, казалось целиком погрузившийся в раздумья. Затем медленно обошел его, пристально вглядываясь в землю. Но почва была каменно тверда после нескольких недель безоблачной погоды, и через некоторое время он потерял интерес к этому занятию и направился к полицейскому автомобилю.
– Ладно, Льюис. Давай навестим проходную – пришла пора снова побеседовать с мистером Вильямсом.
Как и раньше, показания Вильямса были неудовлетворительны, если оценивать их строго по правилам, но в целом они позволяли определить рабочие рамки расследования убийства. Главное – критическая точка – проезд Далея через проходную "Комбе-Лодж" в утро убийства он подтвердил довольно уверенно. В то утро беспрестанно то въезжали, то выезжали два синих трактора с прицепами, каждый из них сделал по три ездки с лесопилки до площадки около Большого моста с грузом только что напиленных досок. Вильямс проверил (как он сказал) у водителей: челночные рейсы начались в 9.45 или немного позже. В одной вещи он уверен практически полностью – в том, что Далей проехал через ворота в то же время, что и один из тракторов, потому что, хотя ворота и открывали довольно часто в то утро, их не открывали специально (Вильямс был почти уверен) для бленхэймского фургона. Он помнит бленхэймский фургон – в этом совершенно уверен. С Далеем близко знаком не был, говорил с ним, конечно, несколько раз, Далей часто пользовался этой проходной – посещал лесопилку. Обычно работающие в Бленхэйме приветствовали друг друга поднятием руки. Еще одно: Далей всегда носил свою шляпу, даже летом; да, в тот понедельник он был в шляпе.
Морс особенно заинтересовался этим обстоятельством.
– В этом вы уверены?
Вильямс вздохнул. Да, он чувствует, что уверен. Но дело-то ужасное, допросы эти и показания с подписью, и он сейчас гораздо менее уверен в одной или двух вещах, о которых говорил раньше. Выстрел, например, – он думал, что слышал, но сейчас он все больше и больше склоняется к тому, что он его не слышал вообще. Так что лучше бы ему, да и справедливей тоже, быть поосторожнее – вот как он теперь думает.
– Понимаете, беспокоит меня время, я думаю, это могло быть и позже.
Но Морса, видимо, время особенно не интересовало, да и выстрел тоже.
– Мистер Вильямс! Извините, что я все об одном и том же, но это очень важно. Я знаю, что мистер Далей всегда носил свою шляпу. И я верю вам, когда вы говорите, что видели его шляпу. Но давайте поставим вопрос по-другому: вы уверены, что именно мистер Далей был в этой шляпе утром в понедельник?
– Вы хотите сказать, – медленно сказал Вильямс, – вы хотите сказать, что, может быть, и не он – не он сидел за рулем фургона?
– Совершенно точно.
О дружище! Вильямс не знал... даже в голову не приходило...
Две женщины, бегающие трусцой, появились у проходной, протиснулись через поворотную калитку и углубились в парк; груди прыгали, отчетливо видна (вид сзади) легкая неуклюжесть бега, характерная для прекрасного пола. Морс проследил за ними взглядом и задал свой последний вопрос:
– Не заметили вы вот на этой тропинке кого-нибудь, бегущего трусцой, из парка в понедельник утром? Скажем, в половине десятого, в одиннадцать?
Вильямс обдумал вопрос. Хотя остальное все больше и больше перепутывалось у него в голове, главный инспектор вызвал в памяти довольно отчетливую картину. Он думает, что заметил кого-то, да – женщину. По субботам и воскресеньям здесь полно бегающих трусцой, но в будни не столь уж много, скорее мало, и уж совсем никого нет по утрам. Он думает, что помнит женщину, прямо-таки видит ее сейчас: твердые, крупные соски отчетливо выступают на туго обтягивающей футболке. Но было ли это утро понедельника? Правда заключалась в том, что этого он вспомнить не мог и не хотел быть замешанным в этом деле слишком сильно.
– Да, мог и видеть.
– Очень вам благодарен, сэр.
За что конкретно его поблагодарили, мистер Вильямс не понял. Он вполне тем не менее понял, что как свидетель он более чем неудовлетворителен. Но главный инспектор выглядел таким довольным, когда уходил, и он сказал "очень" благодарен, вишь какое дело! Однако все это было, пожалуй, за пределами разумения сторожа проходной "Комбе-Лодж" в Бленхэймском парке.
Глава шестьдесят шестая
И тогда это дьявольское железное устройство,
Скованное в глубочайшей преисподней,
Искусством фурий доведенное до совершенства,
Испускающее зловонье серы и азота,
Начиненное пулями, созданными для убийства,
Изрыгнуло огонь.
Эдмунд Спенсер. Королева фейПолукруглая площадка, где обычно оставляли свои машины любители птиц и временами любовные парочки, была битком набита полицейскими автомобилями и фургонами, когда через полчаса после отъезда из Бленхэйма Льюис проехал через боковые ворота («Лес закрыт для посетителей, имеющих разрешение, до десяти ноль-ноль каждый день, кроме воскресенья») во двор коттеджа, огороженного горизонтальными, черными из-за пропитки креозотом брусьями. Здесь под руководством главного инспектора Джонсона около пятидесяти полицейских – некоторые в форме, некоторые нет – систематически прочесывали все вокруг.
– Еще не нашли? – спросил Морс.
– Дайте нам шанс! – сказал Джонсон. – Очень большой участок надо обшарить, вы же знаете?
Большой деревянный барак, штабели бревен и столбов для ограды, группы деревьев, кустарник, растущий где попало, – все это исключало научный подход к организации поисков. Но время есть, есть много людей, и они найдут ее, Джонсон был в этом уверен.
Морс прошел по извилистой дорожке в самую дальнюю от входа во двор точку – к бараку, в котором был устроен кабинет Майклса. Слева от дорожки стояли в ряд сорок елей, высотой около тридцати футов каждая, справа находился барак, дверь которого сейчас была заперта. На деревянных боковых стенках этого длинного барака были укреплены шесть больших домиков для гнездовий с номерами 9 – 14, внизу все заросло крапивой. Морс посмотрел вдоль дорожки, возвратился назад, считая шаги, затем остановился у маленького полусарая-полунавеса без передней стенки, в котором стоял громадный красный трактор с навесным приспособлением для подъема бревен. Минуту или две он стоял рядом с трактором, затем, как мальчишка с воображаемым ружьем, поднял руки, согнул колечком указательный палец на воображаемом курке, прищурил левый глаз и медленно повел воображаемым ружьем по дуге справа налево, как будто мимо проходил воображаемый автомобиль, – "ружье" наконец застыло, нацеленное на воображаемого водителя, вылезающего из машины прямо перед бараком лесничего.