– И что, всё так плохо? – угрюмо спросил Колян.
– Ну, скажем так, – замялся мужик, – ты своё заявление о том, что не желаешь быть дерьмом, должен подкрепить вескими доводами. То есть действительно переродиться. А это ух как сложно. Но гипотетически возможно. Умереть как дерьмо, превратившись в перегной, и затем вырасти в качестве цветка. Теперь смотри, умирая как дерьмо, ты исходишь из общества дерьма, то есть осознанно превращаешь себя в изгоя. Удовольствие сомнительное, одно презрение и лишения себя счастья быть дерьмом, не все поймут, ради чего ты пошел на этот экспиремент. Для дерьма счастье цветка более чем абстрактое и бессмысленное, даже идиотское. Допустим, тебе всё же это удалось. И вот представь, среди кучи дерьма вырастает нечто противное сущности дерьма, пахнущее совсем по-другому. Но для дерьма-то этот запах чуждый, а значит дерьмовый. Секёшь? То есть, став цветком, ты для дерьма будешь вонять как чуждое дерьмо, следовательно и сам будешь дерьмом… Ладно, в конце концов в любом дерьме всегда есть "сливки" , культурный, научный и экономический слои, так сказать элита. Знаешь, что некоторые компоненты дерьма используют для приготовления духов. Так вот, для этих сливок твой запах будет сказочным совершенством, которое можно достичь только в лаборатории, а тут, на тебе, сам по себе появился. Тебя вознесут на небывалую высоту. Но сливок мало, обыкновенного дерьма в навозной яме неисчеслимо больше, и это большинство до поры до времени может соглашаться с мнением сливок. Дерьмо переодически любит верить в сказки о совершенсте. Но в один прекрасный момент, в силу многих причин, дерьмо несомненно "прозреет", так было всегда, почувствует себя ущемлённым и неполноценным, и заявит: наш запах нам ближе, а цветы – лишь сказки. Благо если в этот момент дерьмо будет занято приобретением дерьмового счастья, а если дерьмо вдруг займется поисками того, кто мешает ему это счастье приобрести… Тебя в первую очередь смешают с дерьмом, как объект непонятный, смущающий умы, таящий в себе угрозу. Вряд ли когда дерьмо сможет внятно объяснить, какую угрозу ты в себе таишь, но это и неважно, важно, что есть объект угрозы, который нужно смешать с дерьмом… Вот и получается, что как бы ты не стремился перестать быть дерьмом, всё равно им будешь. Выход здесь один, должно переродиться всё дерьмо. А это уже что-то из области фантастики. Лучше уж принять иллюзию, меньше хлопот… А правда?..ну что правда…у дерьма тоже есть своя правда…
В этот момент Лиза окликнула Коляна. Он поднялся, грустно улыбнулся рыбаку и сделал шаг в сторону девушки. Но подскользнулся на размытой глине, не удержался на ногах и упал, при этом он ударился головой о лежавшее на берегу бревно…
Синева неба, облака, яркое солнце, журчание реки и два встревоженных склонившихся лица.
– Живой? – спросило лицо, принадлежавшее мужчине.
– Ну слава Богу, – облегченно вздохнуло женское лицо.
– Осторожнее надо быть, так и убиться недолго. А ведь так хорошо разговаривали…
– Больно? – спросила девушка.
Колян уставился на неё, он знал, что девушку зовут Лиза, и знал, как и почему она оказалась здесь. Мало того, он знал, что девушка – заказ. Смола приподнялся на локте и сел. Он всё вспомнил. Странное дело, но он совсем не был ошарашен и даже удивлён сим фактом. Его состояние было сродни неожиданной утренней побудке, когда смотришь сказочный сон и вдруг резко просыпаешься, встречаясь с реальностью, на какое-то мгновение всё в голове перемешивается и толком не понимаешь, что конкретно принадлежит сну, а что действительности. Постепенно начинаешь приходить в себя и разделять миры сна и реальности. Но для Коляна его самоосознание происходило несколько в ином ключе, он ясно понимал, что то, что должно было быть сном, на самом деле сном не являлось. Мало того, оно было не менее реально, чем истинная реальность. Получалось, что за время его отсутствия в истинной реальности образовалась новая реальность, будто натуральный Колян нежданно негаданно непонятно каким образом впустил в себя ещё одного Коляна, с несколько иным мироощущением. И в то же время было понимание, что он один и всегда был один. Странность усугублялась ещё тем, что мироощущения эти были абсолютно разными, более того – противоречивыми. Какое-то раздвоение личности, по-другому и не назовёшь. Причем обе личности руководились из одного центра Колянова Я. Мысль одна, но имеет два мнения, и совершенно никаких точек соприкосновения. Но как уже говорилось, Смола сему факту даже не был удивлен и воспринял новое раздвоенное мироощущение более чем спокойно, видимо потому, что оба мироощущения являлись для него реальностью.