Лето и осень 1942 года были очень тяжелыми для Красной Армии. Перед нашей дивизией и другими войсками Северо-Западного фронта была поставлена задача перемалывать живую силу противника и время от времени создавать видимость крупных наступлений, чтобы не давать гитлеровскому командованию перебрасывать войска с северо-запада на другие участки фронта. В сводках Совинформбюро, публикуемых в газетах, чаще всего указывалось: "на Северо-Западном фронте шли бои местного значения". Тем не менее "активная оборона", которую осуществляла дивизия в дни боев на Сучане, означала, что почти каждый день шли наступательные бои: то силами батальона, то полка, то всей дивизии, но чаще всего наступали отдельные усиленные стрелковые роты – им ставились задачи по улучшению оборонительных позиций или захвату какого-либо участка вражеской обороны.
Несколько раз дивизия проводила большие наступательные операции совместно с приданными и поддерживающими дивизию частями, во взаимодействии с другими дивизиями фронта, но безуспешно. Мы несли серьезные потери, особенно в дни больших наступательных операций. Одна из них была уже в преддверии зимы, когда болото и лес покрылись снегом. Мне запомнился настил, ведущий к передовой. По нему везли раненых. Некоторые из них шли сами. Настил, покрытый с утра снегом, к концу дня стал похож на окровавленное, почти километровой длины полотно.
Кроме Огурца, Лаптя, Рощи-Круглой и других гиблых мест на Сучанском болоте, был еще Остров Порваткина, или Остров смерти. Это место находилось на немецкой стороне болота. Небольшой кусочек территории был захвачен группой красноармейцев во главе с младшим командиром Порваткиным в первые дни наступления на Сучан. Группа Порваткина сумела построить там надежную оборону, и немцы не могли ничего сделать с ней. Но условия там были тяжелейшие. Подход к Острову смерти был возможен только ночью. Настил, тянувшийся туда по болоту, с обеих сторон был виден немецким автоматчикам, ночью он обстреливался из минометов, использующих данные дневной пристрелки.
Сам Остров смерти не случайно получил такое название: почти все, кто попадал туда, или совсем не возвращались, или попадали в медсанбат. Я ни разу не был а этом месте и только могу предполагать, что творилось на этом перерытом минами, насквозь прошиваемом пулями болотистом, поросшим лесом пятачке. О судьбе самого Порваткина мне ничего не известно. В этих случаях нам, артиллеристам, остается только склонить голову перед матушкой-пехотой…
Для наблюдения за болотом и засечки целей гитлеровцы использовали двухфюзеляжные самолеты-разведчики, прозванные нами "рамами". Они часто торчали над нашим расположением, корректируя огонь своих батарей. Мы пытались сбивать их из винтовок, но без всякой пользы: "рама" имела хорошую броневую защиту. Зенитчиков на Сучане было мало, всего одна батарея, да и та стреляла не очень метко. Начальник артиллерии нашей дивизии приказал соорудить поворотный стол из бревен. Туда поставили 76-миллиметровую пушку и пытались ею отгонять "рам". Это слабо помогало. Иногда нахальные "рамы" даже бомбили нас или просто пытались пугать, пикируя и издавая при этом противный воющий звук.
Вести боевые действия в лесисто-болотистой местности артиллеристам было исключительно сложно и трудно. Видимость была ограниченной, чаще всего приходилось вести огонь "на слух". Танки не могли продвигаться по болоту, а на узких лесных перешейках становились легко уязвимыми. В августе, перед одним из наступлений, Дивизию усилили танковой группой. Я был случайным свидетелем того, как командир дивизии Герой Советского Союза полковник Заиюльев, наставляя танкистов, сказал:
– Поможете ротам продвинуться на полкилометра – каждого представлю к Золотой Звезде!
Но из трех танков не вернулся ни один – враги подожгли их бутылками с горючей смесью на линии своих первых дзотов.
Самолеты нас поддерживали в основном в дни больших наступлений. Чаще всего это были ИЛы, самолеты-штурмовики, получившие у фашистов название "черная смерть". На бреющем полете они осыпали вражескую передовую градом пуль, производя сильное психологическое воздействие на немецких солдат. Но лес и самолетам мешал развернуться на полную мощь.
Большие неприятности приносили врагам "кукурузни ки". Как только наступала ночь, со всех сторон раздавалось их тарахтение, а потом на вражеском переднем крае и за ним ухали мощные разрывы бомб. И опять лес оказывался помехой: случалось, правда, редко, когда "кукурузник", не рассчитав, сбрасывал бомбу на нашу передовую. Одна из них упала возле штабного блиндажа одного из наших дивизионов и контузила начальника штаба капитана Кожевникова, лишившегося на несколько дней слуха.
Командиром нашего артиллерийского полка был подполковник Петр Андреевич Любимов, его заместителем по политической части – майор Анатолий Францевич; Циш. Оба пользовались большим авторитетом среди личного состава. Штабом полка руководил майор Иван Корнилович Одиноков, опытный и мужественный офицер. С его именем связано начало успешных боевых действий нашего полка на Сучане.
Тогда на нашем участке фронта появилась одна из эсэсовских дивизий "Мертвая голова", отдохнувшая на западе, усиленная артиллерией и танками.
…Вражеский натиск был неожиданным. На рассвете туманного июньского дня пехотные подразделения противника просочились через наши боевые порядки на флангax полка, оборонявшего Большие Дубовицы, и подняли стрельбу из автоматов, создавая видимость окружения. Район Больших Дубовиц был выбран не случайно – это было единственное направление, где противник мог применить танки и этим содействовать успеху задуманного: выйти в тылы нашей дивизии, разгромить штабы стрелковых полков и огневые позиции артиллеристов, а остатки стрелковых подразделений оттеснить в Сучанскоз болото, окружить и уничтожить.
Танки противника, используя сумятицу и растерянность на нашем переднем крае, ворвались в Большие Дубовицы. Несмотря на возросшее сопротивление наших стрелковых подразделений, к 12-ти часам деревня была захвачена, вражеские танки и автоматчики вышли на ее южную околицу. Здесь их задержал мост, который в последний момент был разрушен нашей артиллерией.
Небольшая речка на выезде из Больших Дубовиц -¦ она называлась Черным ручьем – вряд ли могла быть серьезным препятствием для танков, если бы не ее крутые, обрывистые берега. Часть гитлеровских солдат бросилась ремонтировать мост, остальные, перейдя речку вброд, стали окапываться по ее южному берегу. В деревни) подходили все новые и новые цепи наступающих. Опьяненные успехом первых часов боя, враги рассчитывали, исправив мост, вновь ринуться вперед. Они работали и ходили по деревне открыто – наши батареи, потерявшие связь с отступившими взводами управления, молчали…
Внезапно на околицу, где скопились танки и значительная часть гитлеровских солдат, обрушился шквал артиллерийского огня. Потом он утих, чтобы возникнуть снова, но в самой деревне. Огонь был точным – враги несли большие потери. К вечеру огонь усилился – по району Больших Дубовиц стала бить тяжелая артиллерия. Гитлеровцы так и не продвинулись дальше: как только, опомнившись от артиллерийского налета, они начинали работать на мосту, артиллерийский огонь нарастал, и солдат словно ветром сдувало – бежали укрыться в наспех вырытые у моста щели. Часть танков была подбита, с каждым часом все больше становилось убитых и раненых. Наступательный порыв "Мертвой головы" иссяк, наступление захлебнулось…
Спас положение майор Одиноков. Когда под натиском немцев бойцы стрелкового полка оставили деревню, его наблюдательный пункт, расположенный в болотистом лесу восточнее Больших Дубовиц, оказался в тылу противника. С высокого дерева деревня отлично просматривалась вплоть до Черного ручья. Майор мог бы отойти вместе со всеми – утром через НП проходил вместе с группой солдат и командиров встревоженный отступлением подполковник Любимов. На вопрос начальника штаба: "А что делать мне?" – он ответил: