- Вениаминовна, ёлки-палки! Ты там причипуриваешься, а твоя псина опять устроила тут!.. Надо вместе выходить!
Он крикнул в открытую дверь и приостановился на случай, если соседка не услышала или сделала вид, что не слышит. Жильцы не раз упрекали её в загаживании подъезда и придомовой территории, но, если не находилось стопроцентного свидетеля, старушка отбрасывала претензии одним и тем же аргументом: "Моя Люся на такое неспособна". В этот раз, однако, получилось по-другому. Едва Евгений Анатольевич договорил, как хозяйка собаки ступила за порог с большой тряпкой в руках.
- А мы уже подтираем, а мы уже подтираем! Правда, Люся?!. Здравствуй, соседушка. На работу?
- На работу. Здравствуй, Вениаминовна. А я думал... Извини, зря я на вас...
- Ничего, ничего... Вот мы уже всё исправили... Сиди смирно, ни на кого
не лай, а я отнесу тряпку на место.
Собака подчинилась, словно была дрессированной, и глянула на мужчину исподлобья и виновато. "Понимаете, дядя, это вышло случайно", - прочитал в её глазах Евгений Анатольевич.
- Ладно,- ответил он вслух и улыбнулся зверьку. - Бывает... Зато не в квартире... "Ёлки, у старухи только эта подруга и осталась - четвероногая, а я накинулся..."
Евгений Анатольевич вышел из подъезда и пошатнулся от оплеухи, которую дал ему в левую часть лица бешеный утренний ветер. "Паскуда. Ждал меня, что ли..." - отозвался про себя мужчина и пошёл к своему автомобилю. Пока делал три десятка шагов по обледенелому асфальту, ветер, хвастаясь силой, ещё несколько раз толкнул в бок или в спину.
Машина, конечно, не завелась, за что получила свою порцию крепких слов и по степени вредности встала в один ряд с молодым, наглым ветром. Особенно неприятно было сидеть в застывшем салоне, когда на глазах двое соседей легко завелись и, почти не прогреваясь, уехали на работу или по другим надобностям.
"Везёт же людям, - проводил Евгений Анатольевич счастливчиков взглядом. - А тут ещё несколько минут, и околеешь. Холодно, как ...в аду. Именно - в аду. Кто придумал, что там поджаривают на огне? Если что и пробирает до глубины души, так это холод". И он в очередной раз повернул ключ зажигания.
Старый, мудрый автомобиль словно чувствовал, что сегодня лучше остаться во дворе, но хозяин настаивал, и, не желая его разочаровывать, двигатель схватился. Одновременно их кармана прозвучал популярной песней мобильный телефон. Евгений Анатольевич сначала осторожно отпустил педаль газа, убедился, что на холостых оборотах машина не глохнет, и только потом откликнулся на вызов.
- Да, слушаю, - сказал он в трубку вежливо и уверенно.
Вежливо - потому что звонил начальник, а уверенно - так как знал, что теперь не опоздает, а других грехов за ним в родной мастерской не числится.
- Да... Нет, ещё не выехал... Эту историю я знаю, можешь не пересказывать... Ну, и что?.. Сергеич, я до чужих денег не жадный.
Заработал и заработал. Он ещё молодой, тем более весь в кредитах... Да и ладно. Хороший парень. Что, из-за этого увольнять? Сам всё исправит...Нет, Сергеич, если собрался увольнять парня, меня в свидетели не зови. Я на такое дело не подпишусь... Ну, и что?.. Там видно будет... Да-да, скоро подъеду...
Евгений Анатольевич посидел ещё минуты три, всё лучше ощущая тёплый воздух от печки и размышляя о разговоре с мастером. Этого времени хватило на то, чтобы прокрутить в памяти недавнее происшествие на работе, ниточки взаимоотношений товарищей-коллег и сделать вывод: "Ну, и вредный же человек этот Сергей Сергеич..." Чтобы не портить настроения, вспомнил, что в воскресенье они с женой поведут Настю в кукольный театр, представил, как внучка будет радоваться, а они баловать её мороженым и ещё чем-нибудь. В своём детстве он никак не мог решить, что ему больше нравится в этом театре: спектакль или буфет.
Пока Евгений Анатольевич осторожно продвигался между рядами машин, припаркованных вдоль их длинного дома, и притормаживал перед ямами и пешими жильцами, пока проезжал, слегка сползая на крупных камнях то вправо, то влево, по территории какой-то стройки, которая с лета испортила выезд на улицу да так и не поднялась выше фундамента, над ближайшим перекрёстком возобновился беззвучный, недоступный человеческому уху диалог. И только стая голубей словно уловила что-то недоброе в воздухе, заворковала встревожено и перелетела с семнадцатого дома на двадцать четвёртый, более низкий.
- Всё, теперь убирайся отсюда! Сегодня моя удача! Прочь! - тёмное существо взмахнуло верхними лапами со свитком и раздражённо заёрзало на холодном и скользком уступе.
- Ты говоришь это много раз, - ответил ему оппонент с крыши напротив. - Говоришь, зная, что пока есть надежда, мы никого не бросаем.
- Какая надежда?! Ха-ха-ха! Нет у тебя надежды! Всё определилось! Ты разучился считать?! Слушай, а может быть, вы переняли у людей лживость и лицемерие и сейчас начнёте открывать то, чего не было?!
- Тебе известно: в небесном мире лжи не существует.
- Тогда зачем ты здесь?! Твоему Хранимому осталось четыре минуты! Всего четыре минуты! Сейчас он выберется на большую дорогу и начнёт
проклинать каждого, кто его плотно обгоняет! Ты знаешь, что теперь у нас главная пожива не в семьях, а на дорогах?!
- Грех совершает не место, а человек. Господь ещё в Те времена показал, что и не четыре минуты, а один миг может всё исправить. И я молю Его за этот миг, как молил меня мой Хранимый всю свою жизнь, когда ложился спать или приходил в храм.
... Евгений Анатольевич тем временем миновал горе-стройку и остановился, не доехав до проезжей части улицы два метра.
- Проходите, - кивнул он молодой маме с девочкой в толстой жёлтой куртке, которые быстро шли по тротуару. - Я успею, а вам ещё далеко до садика.
"А ведь Света, которую сын приводил к нам, похожа на эту девушку. Вон как заботливо ведёт дочурку. Не тянет за руку, как некоторые, хотя, наверняка, опаздывает: по лицу видно. Света тоже: пару слов с нами, а потом - к Насте. Закрылись в комнате, играли во что-то. Вышли к обеду настоящими подругами. Мы-то подумали, что притворство, а сейчас вспоминаю: да вроде всё натурально. Дай-то Бог, дай-то Бог... Молодец сын, если нашёл такую, кто позаботится о чужом ребёнке, как о своём... Спасибо, брат, и я тебе когда-нибудь уступлю..."
Последние слова Евгений Анатольевич мысленно обратил к водителю, пожалевшему человека, который из-за сплошного потока транспорта не мог выехать из двора. Тот приостановился, мигнул фарам, и Евгений Анатольевич не стал ждать повторного приглашения. Поворачивая направо, успел заметить спокойное лицо женщины рядом с добряком. "Вот какая хорошая у него жена: не торопит, не подгоняет в шею. Так и надо. А то некоторые спешат, лезут в один ряд, в другой, потом встанут на светофоре рядом с теми, кого обогнали..."
В следующие несколько секунд Евгений Анатольевич озаботился набором скорости, чтобы не задерживать тех, кто ехал сзади. Коробка передач работала чётко, колёса дорогу схватывали, и он быстро разогнался. Теперь было не до мыслей и рассуждений. Глаза следили за дорогой, через мозг бросая приказы рукам-ногам, и, работая на перспективу, оценивали полукилометровое расстояние до перекрёстка: красный или зелёный? Мигнув правым поворотом, рискованно втиснулся высокий чёрный
микроавтобус, и тут же в морозном воздухе блеснул сигнал остановки. Цепочка автомобилей, передавая эстафету, замерла. Евгений Анатольевич перевёл взгляд на бампер передней машины и, осторожно повторяя её движения, два раза сдвинулся вперёд. Опытом почувствовал: ещё миг - и все рванутся через перекрёсток. Тут же вспомнил, что метрах в двадцати до светофора большая выбоина с водой. Замёрзла ли вода за ночь, раздавлен лёд десятками жёстких колёс?..