— С-сучка! — прошипел Шторос злобно, и на Динкины ягодицы обрушилась серия хлестких ударов. Динка завизжала, пытаясь увернуться. Но связанные руки сверху и сжавшая ее промежность ладонь снизу прочно удерживали ее тело на месте. Невиданное, неожиданно сильное возбуждение охватило ее тело. Динка сжала его руку бедрами, чувствуя, как по ее промежности течет влага ее желания и капает на пол.
— Хочешь, чтобы я тебя наказал? — прорычал он, высвобождая руку из ее хватки ее непроизвольно сократившихся бедер и шлепая ее по ягодице.
— Да! Да! — прорыдала Динка, прогибаясь в пояснице и подставляя ягодицы очередному удару ремнем. На обожженной коже танцевал его язык, а чувствительный бугорок между ногами ласкали его чуткие пальцы. Наслаждение острым лезвием вспарывало сознание.
— Ты — моя! — рычал он, задыхаясь. Ремень прошелся по задней нижней части бедер, чуть выше подколенной ямки. Динка, спасаясь от жалящих ударов, подтянула колени под себя.
— Ты моя шлюха! Скажи, что будешь делать все, что я тебе скажу! — его голос дрожал от возбуждения. Динка всем своим горящим телом ощущала его близость, его вожделение. Снова удар ремня, вырвавший из ее груди возбужденный стон, переходящий в рыдание.
— Я буду делать все, что ты скажешь! — выкрикнула Динка, задыхаясь от боли от очередного прикосновения ремня.
— Скажи, что ты хочешь, чтобы я тебя взял, — продолжала Шторос. Он больше ее не бил, но его пальцы грубо проникли в ее лоно и толкались внутрь, имитируя соитие.
— Возьми меня, — простонала Динка, раздвигая колени и выпячивая ягодицы.
Шторос пристроился сзади и вошел в нее грубым жестким толчком. Этого оказалось достаточно, чтобы Динка взорвалась вспышкой наслаждения.
— Мы еще не закончили, — предупредил он, едва она отдышалась. Динка замерла в ожидании его дальнейших действий. Но он снова гладил ее спину, не выходя из нее. Его рука скользнула подмышкой и сжала грудь. Динка заурчала от удовольствия и тут же получила жгучий удар ладонью по ягодице. Охнув, она подалась от него, но он схватив ее за бедра резко потянул обратно, глубоко насаживая на свой член.
Динка застонала от глубоких интенсивных ощущений, и следом пришла боль от опустившегося ей на спину ремня. Она забилась в его руках связанная и беспомощная, вконец потерявшаяся между болью и наслаждением. А он глубокими властными толчками утверждал свою власть над ней, требуя от нее полной покорности.
Когда она выгнулась дугой и закричала в экстазе второй раз, Шторос перевернул ее на спину и склонился над ней смыкая зубы на ее соске.
— Не могу… Не могу больше, — захныкала Динка, ощущая покалывающую боль от его укусов на груди.
— Скажи «достаточно» и мы остановимся, — хрипло напомнил Шторос, отрываясь от своего занятия и глядя ей в глаза. Но Динка не могла остановиться. Она помотала головой, с ужасом глядя на ухмылку, расплывающуюся на его лице.
Шторос, держа ремень в одной руке, нежно провел по нему второй рукой. А затем провел ребром ремня по ее груди, задевая соски.
— Нет, ты этого не сделаешь! — прошептала Динка, глядя на его лицо расширенными от ужаса глазами.
— Все, что ты захочешь, моя козочка, — выдохнул он, и ремень опустился поперек ее ребер под грудью, словно змея обвивая грудную клетку.
Зря Динка думала, что слезы у нее уже кончились. Горло уже саднило, и она сдержалась от крика, задержав дыхание от опоясывающей боли.
— Раздвигай ноги, шлюха, — грубо потребовал Шторос, слегка хлестнув ее по передней поверхности бедер.
Динка торопливо согнула колени и развела бедра как можно шире. Некоторое время Шторос просто любовался на ее цветок любви, бесстыдно раскрытый перед ним. А Динка часто дышала, стараясь совладать со страхом того, что он ударит ее прямо там.
— Я не буду больше тебя бить, если ты будешь послушной девочкой, — сказал он, наконец, откладывая ремень в сторону и не отводя глаз от ее промежности. Его взгляд ласкал без прикосновений, и Динка почувствовала, что снова возбуждается от этой бесстыдной позы, от его голодного жаждущего взгляда, от этого невыносимого ожидания.
— Но больно тебе все равно будет. Ты хочешь этого? — прошептал он, склоняясь к ней и подхватывая ее под ягодицы.
Динка смотрела в светящиеся изумрудные глаза и горела. Горела от желания отдаться в его власть, дать ему обладать собой полностью и без остатка. И пусть это будет боль. Пусть это будет наслаждение. Пусть он выпьет ее этой ночью без остатка. Она молча кивнула. И в ту же секунду закричала от пронзившей тело боли. Он без подготовки одним сильным толчком вошел ей в задний проход.