А корабль «смотрящих» тем временем приблизился вплотную. Раздался треск и скрежет — это не сбавляющий скорости корабль ударил тараном шхуну. И застрял в ней. С палубы посыпались ловкие фигуры воинов.
— Не сопротивляться! Сложить оружие! — пришел в себя капитан.
— Сложить оружие!- продублировал его команду боцман.
Капитан с горечью увидел, что несколько матросов все-таки зарубили нападавшие, но потом прекратили — ведь никто не сопротивлялся.
И в этот момент дверь из каюты пассажиров вылетела, как от взрыва, и снесла двоих из воинов «смотрящих». И оттуда выплеснулось какое-то красноватое свечение.
— Вот с*ки! Я же говорил, не связываться с ними — громко выругался Канго.
Раздался свист, и воины «смотрящих» кинулись обратно, на свой корабль. С треском корабль подался назад, и точно так же продолжил двигаться, кормой вперед.
— С корабля! Прыгайте с корабля, идиоты! — раздался уже вопль Жиноры, и корабельный чародей первым сиганул за борт. За ним, с некоторым отставанием, последовали все остальные. А капитан, перед прыжком с кормы, успел заметить, что красноватое свечение догнало двоих матросов. И в этом месте стало гораздо ярче. А моряки рухнули как подкошенные. А дальше был оглушающий удар о воду… Кое-как отплевавшись от соленой воды, капитан что есть мочи поплыл от корабля.
' Прощай, моя Ласточка. Извини за все' — мысленно попрощался с кораблем Тонторро.
А свечение на корабле достигло своего апогея — теперь это был уже насыщенный, кроваво-красный цвет. И он начал отделятся от корабля, вытягиваясь в сторону ушедшего судна «смотрящих». В это же время от ушедшего корабля отделился пылающий огненный шар диаметром несколько метров. И полетел в Ласточку. Эдакое карающее солнце. Туманная полоса свечения дернулась, становясь на пути шара, но задержать не смогла — все-таки она была предназначена для атаки, а не для защиты. Огненный посланец достиг Ласточки. И грянул взрыв…
Вик:
Я продолжал работать с «проклятием». Благодаря эльфийскому преобразованию я не нуждался в еде, и спал всего по четыре часа в сутки. А все остальное время я работал над собой. Голова теперь у меня болела непрерывно от перенапряжения. Бывало, я даже терял сознание. Часто снова наваливалась апатия. В паре с дикой головной болью они действовали, конечно, очень подавляюще. Желание бросить, и сдаться у меня не просто появлялось — оно во мне поселилось на постоянное место жительство. Но максимум, что я себе позволял — это кратковременные перерывы на несколько минут, для расслабления. Единственное, что меня поддерживало — это разговоры, точнее, уговоры самого себя.
' Ну, ты же понимаешь, что нужно. Нужно, иначе ты сдохнешь. Надо. НАДО!… Ты же обещал — помнишь, ты клялся самому себе? Я, Виктор, клянусь сделать все, чтобы побороть «проклятие Жизни». И что? Кто ты будешь, если не сдержишь слова? Червяк, слизняк. У тебя даже не останется имени — ведь если ты сдашься — значит, ты не Виктор, ты кто-то другой, тварь какая-то без имени…' — вот, подобными рассуждениями я отвлекал себя, впечатывая в свое собственное сознание невозможность отступить, прекратить.
Через некоторое время я почувствовал, что еще немного — и я сорвусь, что я просто сойду с ума. В условиях непрекращающейся нагрузки этот метод уже не срабатывал. Тогда я изобрел новый — в кратких перерывах я уже не уговаривал себя, я пытался расслабить свое сознание. Я перепробовал множество вариантов, пока не остановился на образе пруда. Этот пруд я хорошо помнил — ведь я сам его сделал в предгорьях Гномьих гор.
Крохотный, немного неправильной формы — один из его берегов обвалился. В длину он был около трех метров, а в ширину — немногим более полутора метров. Через пол года, как я там поселился, один из его берегов оброс непонятно откуда взявшейся осокой. Вода обычно в нем была неподвижна — и лишь в двух местах она текла — с одной стороны, откуда в него впадал крохотный ручеек, и с противоположной — откуда вытекал такой же. Дно у него было каменистое, и быстро промылось, обнажив черные камни, так что он казался черного цвета. И я представлял, чувствовал себя этим прудом. Вот в меня-пруд течет вода (я отождествляю ее с эмоциями, чувствами, переживаниями). В том месте, где они соприкасаются со мной, моя поверхность неспокойна — она бурлит. Но чуть-чуть дальше я спокоен, я даже ощущаю стабильность меня-воды. Моя поверхность отражает все вокруг, но она неподвижна. В другом месте из меня-пруда вытекает вода. Там она бурлит, пробираясь дальше по извилистому каменистому руслу, но я-пруд спокоен.Там, далеко, это уже не моя вода — это уже не я.