Самому по равнине росистойНадоело бродить одному.Ой, ты, ветер, бродяга российский,Дай по-братски тебя обниму.
Не задержат кусты и будылья,Не закроют простора. Пари! —Есть где молодцу вольные крыльяРаспрямить – от зари до зари.
«Любезен был дикарь с дубьём…»
Любезен был дикарь с дубьёмПрироде. Ей теперь несладко:Чуть-чуть осталось – и добьёмЗверьё и птицу без остатка.
Ещё немного – и моряОпустошим, отравим воздух.А что потом? Пытаться зряОткрыть колонии на звездах.
И к матери-сырой землеМы грудью припадём, рыдая,Увы, раскаянье во злеНе возвратит былого рая.
Наваждение
В промозглом осеннем туманеПроглядывал знобкий рассвет,Как будто на киноэкранеСтаринный сюжет.
За тонущим в мороке лугом,Во мгле, поглотившей тропу,Неясные тени друг с другомСливались – в толпу.
Смещались без явного смысла,Клубясь то туда, то сюда.Казалось, над всеми навислаИ давит беда.
Была молчаливым упрёкомТому, кто дождался зари,Картина о чём-то далёком:Смелее смотри.
И кровь с чистотой позабытойСтучала в холодный висок.Да это же камерой скрытойОтснятый кусок!
Лунь
Над полем зреющей в дремотеПшеницы, возле самых клунь,В свободном бреющем полётеПлывёт пернатый хищник лунь.Парит и, словно на преградуНаткнувшись, падает к земле.Взмывает, плохо скрыв досаду,С наклоном – на одном крыле.Короткохвостая полёвкаСумела в норку ушмыгнуть,А птицу подвела сноровка.Но даль открыта, волен путьВ степи идущим и парящим,Когда такой стоит июнь.И тает в мареве дрожащемСедой ловец – матёрый лунь.
Певучая заря
Весна поёт на все лады.Казалось бы, глуха чащоба,А слышен голосок воды —Ручей бежит из-под сугроба.
Роняет наземь бубенцыОвсянка, и, гонцы пернатых,Перекликаются скворцыВ дуплянках – собственных пенатах.
Какой-то дрозд гонять чаиЗовет знакомца Селифана.У рощи хлопоты свои —Вот-вот примерка сарафана.
И я, певучую зарюВстречая на исходе марта,Опять весну благодарюЗа возрождение азарта.
«Тучи тянутся в небе холодном…»
Тучи тянутся в небе холодном,Над болотами ухает выпь,Зарябила на зеркале водномДождевая осенняя сыпь.
Не избыть горевую тревогу —Вот и прожиты лучшие дни.Полетовщик отправил в дорогуКараваны крылатой родни.
Может, птицы вдали прокричалиНе о грусти осеннего дняИ своей поднебесной печали,А в дорогу позвали меня?
Задержаться на празднике жизниИ людская душа не вольна —Отлетит. Но в исконной отчизнеОбретёт ли блаженство она…
Расплата
У жизни не вымаливал тепла,Ценил её, а в ней – одну свободу,И если женщина близка была,Любил. Но так же любят хлеб и воду.
Была душа безгрешно молода.Неверность жизни, женскую изменуПревозмогла, но многому тогдаОпределила истинную цену.
Нелёгкий крест – идти путём земным,Когда не лжёшь и правду ценишь в слове…А срок придёт платить по закладным —Душе-правопреемнице не внове.
«Хорошо бы поехать на море…»
Хорошо бы поехать на мореНе в курортный, а в мёртвый сезонИ вдали от людской суетыПоселиться, возможно, в Мисхоре —Там ещё сохранился озон.Поглядеть, как друг другу на сменуНабегают валы без конца.Постоять у прибойной черты,То и дело несвежую пенуВытирая ладонью с лица.
«Пошло кружится Земля…»
Пошло кружится Земля,Мотылёк летит к огню.Шесть – двенадцать – два нуля —Я однажды позвоню.
И ответит сквозь года(Ничего, что он далёк):“Я вас слушаю” —ВсегдаНеизменный голос: Блок.
“Говорите”.Помолчу —Робость вызвана тоской.– Я поставил вам свечу,Александр, —За упокой.
Сочувствие
Славно вода выручала,Словно из волн выносила:Хлюпала в сваях причала,Брызгала в щели настила.
Строем катились невольнымСтроки о старом и новомВ ритме любимом – трёхдольном,Господи Боже, – вальсовом.