“Выйти на позиции!” — скомандовал я нашей кавалерии.
Те выходили из-за общего строя, чтобы ударить навстречу врагу. Не дать ему спокойно взять нас в клещи.
“Приготовиться!” — через пару минут объявил я уже пехоте и мне ответили ликующие крики, словно вместо столкновения с тяжелой конницей мы идем грабить богатейший город.
Легионеры приготовились к броскам метательного оружия, а ударная кавалерия шаддинцев набирала ход. Удивительно, но у них, находящихся во вроде бы лучшем положении мораль была ниже.
“Дротики!” — скомандовал я.
Тысячи жалящих снарядов взметнулись навстречу врагу. Все многообразие дальнобойной смерти. Сыпались звонким дождем плюмбаты, летели тяжелые снаряды скорпионов и дротики, огромный камень запустил полуциклоп. Он взял его одной рукой и подпер второй с крюком, чтобы, использовав свою власть над стихиями, швырнуть в подъезжавшую кавалерию. И через пару секунд грянул гром. Не небесный, но земной. Столкновение напомнило мне вырывание зуба под анестезией. Вроде должно быть больно, но чувствуешь только толчок. Всякий негатив перекрывала странная эйфория. Меня самого таскало из стороны в сторону на волнах человеческой массы, но было совершенно не страшно. Даже смертельно раненые рвались вперед. Увязших или слишком вырвавшихся шаддинских всадников пытались стягивать с коней. И на удивление успешно пытались. Люди эффективно действовали без приказов, без дополнительных команд. Волна эйфории несла их вперёд к подвигу. Мелькали над строем копья, нанося колющие удары. Искали их наконечники бреши во вражеской броне. Бесились и пугались лошади. А по флангам шёл бой кавалерии. Наша несла тяжелейшие потери от превосходящего числом, выучкой и снаряжением врага, но не прекращала свой натиск. Не давала противнику охватить нас с боков. Одна за другой мелькали секунды. Капля за каплей падали на нашу чашу весов судьбы, пока со скрипом не двинулся механизм, склоняясь в нашу сторону.
Две простые истины вспыхнули в моем затуманенном сознании: Во-первых, шаддинцы сражение проигрывают без вариантов. Во-вторых, мы сейчас таааак огребем, что навеки помнить будем.
Наш строй выдержал первый натиск. Стремясь избежать давки и больших потерь Ксерион начал отводить элитную конницу, все еще пытаясь по флангам атаковать нас жалящими ударами тяжелых и легких саваран. Однако рядом уже была кавалерия Карра. Ксерион во главе своих лучших всадников смог нанести тяжелый урон флангу имперцев, но в бегство их не обратил. Другой фланг построения Карра начал загибаться, стараясь охватить шаддинску пехоту.
Несмотря на численное превосходство, значительную часть армии Ксериона всё же составляла лёгкая конница. Восемь тысяч степных налетчиков, шесть тысяч лучников, три тысячи конной разведки. Полезные войска. Они хорошо могут кружить около вражеской армии, засыпая стрелами и нанося удары в уязвимые места. Однако устойчивый строй из них не сформировать. Это маневренная кавалерия. Большая часть войска Карра напротив состояла из тяжёлой пехоты. Когда к нему присоединились ещё и наши силы, на которые врагу пришлось отвлекаться, то сложилась парадоксальная ситуация. Шаддинцев было больше, но их построение уступало нашему по длине. Так уж вышло. Общая протяженность фронта у меня и Карра была заметно больше. Речь о фронте, сформированным тяжёлой пехотой. Более того началось окружение вражеских сил. Шаддинская кавалерия могла его довольно легко избежать. А вот пехота врага такой скоростью не отличалась и качеством в среднем имперской уступала.
Завалы трупов остались перед нашими рядами. На каждого погибшего катафрактария приходилось по три или по четыре моих легионера, но это все равно ощущалось как успех. Бросились в стороны пешие копейщики, давая упасть туше боевого слона, всё брюхо которого было истыкано и кровоточило. Тварь успела передавить десятка два человек, прежде чем яростный натиск, не щадящих своей жизней бойцов, уничтожил зверя. Они лезли ему под ноги, нанося удары в уязвимые части. Безумие. Безумие, которое принято именовать отвагой.