Канртегская беднота вооружилась всем чем могла. Толпа сомкнулась на улице. Несколько тысяч мужчин, разгоряченных своей только недавно обретенной властью. У некоторых были щиты, у многих копья и дубинки, остальные довольствовались камнями или мебелью.
«Разойтись!» — призывал я. — «Бросайте оружие и уходите!»
Но мой командный голос тонул в криках разгоряченной толпы.
— Имперские шлюхи! — закричал рослый рыбак в первых рядах, прикрывшийся дверью, как ростовым щитом.
Они уже не боялись и не хотели мира. Кто для них легионеры? Чужаки. Какие-то очередные воины из-за моря. И плевать, что эти чужаки еще недавно защищали их родной город. Ведь сражались они на самом деле не за Канртег, а во имя стратега Михаира. Справедливость… Где обитает она? На стыке каких обстоятельств и мотивов рождается чистая, незамутненная справедливость? И как долго существует это неустойчивое соединение? Молекула истины. Лишь секунды. Затем она снова распадается на мотивы, желания и обстоятельства.
И легионеры, которые защитили город от вторжения, сейчас пойдут убивать его жителей. А жители пойдут убивать своих недавних защитников. Так сложилось. Сумерки ударили всем в голову. Опьянили, упростили и низвели людей до толпы.
«Вперед!» — скомандовал я. — «Дротики!»
Смертоносный ливень обрушился на ряды толпы. Некоторые бежали, другие устояли. Живая, кричащая масса хлынула не назад, а вперед. Обжатая улицами, подпираемая товарищами сзади, эта людская река накатилась на стену легионов. В трех местах города закипел бой. Двери, мебель, камни, плечи — все пошло в ход. Сминаемые тела, трескающиеся ребра. Давил легион, давил людской поток. Никто не хотел отступать.
Это военным двадцатого века легко. Один пулемет разорвет в клочья сотню горячих сердец. Обученный солдат в броне, конечно, в разы эффективнее горожанина со скамейкой, но не настолько, чтобы мгновенно обратить того в бегство.
Летели камни из подворотен и с крыш домов. Звонко стучали по броне. Подняты щиты, сцеплены зубы, летят и жалят разгоряченную толпу дротики. Наконец, горожане сломались. Откатилась назад живая река, оставляя «капли» тел убитых и раненых. Легионеры рванули вперед, ощущая бегство противника. Разили беззащитные спины и бока. Кололи, резали, давили щитами.
«Достаточно!» — скомандовал я. — «Не терять строй, не втягиваться в проулки».
Несмотря на бегство основной части толпы, из темных подворотен в легионеров продолжали изредка прилететь камни. Между домов сновали озлобленные тени.
«Скоро будут лучники и пращники. Оставайтесь на месте. Закройтесь щитами».
17 моих человек ранено. 2 убито.
Еще 42 раненых и 28 убитых в погромах до этого.
Вроде бы немного, если не думать, что за цифрами стоят жизни людей. Этих потерь вообще не должно быть. Мы прибыли в город и взяли его под защиту с полного одобрения практически всех слоев населения. Что-то я не припомню митингов в поддержку Гастоса. С ним пытался договориться только сулимский квартал, где сейчас все спокойно. Парадокс.
Вскоре прибывшие лучники и пращники разогнали метателей камней. Люди скрылись от превосходящей силы, но обиду затаили. Прямые столкновения прекратились, однако город находился во власти насилия. Оно по-прежнему правило в закоулка, тоннелях под Канртегом и всех тех укромных местах, куда не могла легко проникнуть строевая поступь легионов. Грабежи продолжались.
— Орина, надо найти зачинщиков и все это прекратить. — обратился я к девушке. — Я не знаю структуру местных сообществ. Гильдии, банды, артели. Кто-нибудь должен суметь остановить хаос малой кровью, пока мне не пришлось прекратить его большой. Я скажу тебе честно и прямо: терять своих людей в подобных стычках мне просто противно. Какие бы жесткие меры не пришлось бы предпринять — так и поступлю.
— Нашлете мертвецов на рыбаков, нищих и их жен.
— Если придется — да. Мы защитили этот город от разгрома. Или ты сомневаешься в том, как поступил бы Гастос? Древние алтари отведали бы крови как в старые недобрые времена. Нам удалось это предотвратить. И теперь мы собираемся просто уйти после ремонта. Но когда нам отвечают злом на добро, то я не хочу проявлять понимание. Поэтому, если ты так любишь этот город, помоги ему не истребить самого себя.