– Маршал Комри пишет, что не может взять тебя командиром звена.
Лорд Тедеску вручил Йордену одно из писем. Тот пробежался глазами по бумаге, и лицо его раскраснелось совсем не от каминного жара.
– То есть как «нет опыта»? А гыргалицы и эти, как их? Палески! Не стану я рядовым служить, как босяк! Почему маршал Комри не может никого ради меня подвинуть? Я же высокородный, а не абы что!
Йорден скомкал письмо и швырнул в камин.
– Авалорский выскочка – тот ещё самодур, некоронованным королём себя возомнил. Забудь и наплюй. Хоть в его армии и герои все как на подбор, а живут очень недолго. Не для тебя такая служба. – Лорд показал серебряный медальон, в каких обычно хранились миниатюрные портреты: – Вот, это гораздо интересней. Совет ордена посватал за тебя дочь белоземского лорда Веломри.
Йорден рассвирепел ещё больше:
– Жениться? Ни за что!
Лорд Тедеску недовольно прищурился:
– Уж извини, это приказ. Не знаю, кого Совет решил таким образом приструнить, меня или белоземского гордеца, но отказаться нельзя.
– Ох, какая немочь бледная, – покривился Йорден, разглядывая изображение внутри медальона. – Небось даже ухватиться не за что.
– Хвататься за шлюх будешь, а это высокородная госпожа. Обидишь – её отец тебя в порошок сотрёт. Про крутой нрав белоземцев легенды слагают. И скажи спасибо, что она молоденькая совсем. Такие обычно кроткие и непритязательные, а с возрастом, глядишь, поправится и похорошеет.
– Но я не хочу! Дражен с Фанником старше меня, а о женитьбе не помышляют.
– Они не наследники высокого рода. Породнишься с белоземцами, и тебя не то что во главе звена поставят, целый отряд выхлопочут.
– Но…
– Не смей прекословить. Ступай собираться, завтра поедешь в Белоземье на помолвку.
Йорден закатил глаза и, шаркая ногами, потянулся к двери.
– Почему всего приходится добиваться таким несуразным способом? – вопрошал он в пустоту, пока не столкнулся с Микашем. – Чего пялишься, недоносок?!
Йорден удалился. В зал забежала старая серая борзая. Колыхались её обвислые от кормления щенят соски.
– Эх, Моржана-Моржана, что с нашей молодёжью стало? Совсем жить разучились: ни ума, ни силы нет, – лорд Тедеску подозвал собаку и потрепал её за ухом.
На столе стояла тарелка с мясной косточкой. Лорд бросил её любимице. Та поймала угощение в воздухе и принялась с аппетитом обгладывать.
– Чего в углу жмёшься? Выходи на свет! – позвал лорд, выпрямляясь в полный рост. Собака распласталась у его ног.
Микаш встал перед ним. Лорд внешностью походил на сына, но был более грузным, с одутловатым лицом. Блестела лысина в отсветах пламени, закручивались кончики пышных развесистых усов.
– Что за вид?! – оглядел он Микаша с ног до головы, подмечая грязную одежду, слипшиеся в сосульки волосы и помятое со сна лицо с залёгшими над широкими скулами тенями. – Можно вытащить дворнягу с помойки, но помойку с дворняги не стащишь, а Моржана? – он снова склонился к собаке. Та заискивающе заглянула ему в глаза.
– Я хочу уйти, – объявил Микаш. – Меня обещали посвятить в орден за хорошую службу, но я хожу в оруженосцах уже шестой год и прекрасно понимаю, что рыцарем не стану никогда. Я ничего не требую и никого ни в чём не упрекаю. Отпустите меня с миром!
– Ах ты, неблагодарный щенок!
Собака подорвалась и гавкнула. Мясистая ладонь лорда со свистом врезалась в щёку Микаша, аж из глаз искры посыпались. Голова загудела ещё сильнее, потекла кровь из разбитой губы. Но он стоял, ни одним движением не выдавая слабости.
Собака продолжала рычать, а лорд разразился гневной тирадой:
– Это после того, как я нашёл тебя полудохлого посреди пепелища, выходил и выкормил? Я выучил тебя, как собственного сына!
Хотелось возразить, что это случилось только потому, что его сын оказался к учёбе неспособным, но Микаш прикусил язык.
– А сколько раз я тебя с того берега вытаскивал? Сколько раз латал, когда твои кишки наружу вываливались?
Когда Микашу было двенадцать, патетичные речи, может, и производили на него впечатление, но теперь становилось противно от своей глупости.