– Это ты о то, что она собирается весь род Богомудра извести? – переспросил дедушка доброжил.
– Ну, да, об этом, – надсадно вздохнув, ответил Керк, и сев на ложе начал снимать с себя сапоги.
– Так я уверен, что она этим и занимается. Вон и Эрих, ведь брат твой единокровный, а как тебя ненавидит. А, что она тебе предложила сегодня, – и возмущенный старичок закряхтел, да опустился на ложе подле юноши.
Керк пристраивая сапоги на полу, испрямил спину и наполненным печалью голосом, заметил:
– Знаешь, дедушка доброжил, я когда на нее смотрю, не вижу матери, вроде, кажется мне, и доброго то ничего в ней нет.
– Что есть, Керк, в ней, то ты и видишь. Эхе…хе…. Жалко так мне тебя. Не такой ты матери заслужил. Вот бабка твоя – жена Лучезара Радмила была заботливая и милая, и сыновей своих любила и приемыша Керка. А как Долу отец твой привез из похода, как глянул я на нее, так и увидел на ней печать смерти. Уж и мать Радмила, и я, Ярилу говорили, что бы одумался, другую взял из вашего рода племени, а он нет… люблю и все, – домовой не менее чем юноша горестно вздохнул и тряхнул своей мохнатой шапкой, укладывая ее ровненько на вытянутые ноги. – А знаешь, она хоть и маленькая была, а уже тогда все козни строила. Над матерью Ярила смеялась… почтения не высказывала… уважения не проявляла. Плохая, плохая она! Она, кроме отца своего, – и старичок при этих словах почему-то перешел на шепот, словно их могли услышать. – Никого не любила, скажу я тебе, – да маленькими умными глазками посмотрел на сына правителя.
– Ну, хоть отца своего любила, и то хорошо, а что ты думаешь, она из-за отца своего к нам так относится? – недоговаривая своих мыслей, и точно пугаясь их, вопросил Керк.
– Она не просто плохая…она еще дюже умная, и хитрая. А в женщине ум и хитрость, да приправленная красотой, страшная сила, – не слыша вопроса Керка, сказал домовой вроде, как разговаривая сам с собой, и чуть громче, уже обращаясь к сыну правителя, заметил. – Да тока уже слишком поздно хозяин, а у тебя завтра длинный, и трудный день. Поэтому спи… спи, хозяин, – и старичок легонько подул в лицо юноши.
И стоило тому легкому ветерку коснуться усталых глаз Керка, как они суматошливо сомкнулись, юноша тяжело покачнулся, да стремительно повалившись на ложе, тотчас крепко-накрепко заснул.
– Спи… спи, хозяин, – горестно выронил доброжил. – Я когда увидел тебя впервые, сразу узрел на тебе печать страданий. Но пока до них далеко, пусть сон твой будет спокойным.
Глава восьмая
Как и обещал правитель, он возвратился во дворец через десять дней. И потекла жизнь по-прежнему руслу: утром конный выезд с Дубыней и Туром, днем упражнения с Храбром, вечером ужин в столовой, а после уроки по магии с отцом.
В-первое же занятие правитель похвалил Керка за излечение Малуши и, смеясь, поведал, как дочь ему об том рассказала:
– Тятя, а блатик тоже шептал, шептал надо мной, ну плямо как ты, потом замолчал, походил, походил, сел и опять зашептал. Я лежала смилно, как ты меня учил. А потом мне так холошо – холошо стало. И не стало жалко, и головка, и ножки не болят… Он еще песенку спел, и я уснула… а ты не поешь песенки. Почему? А песенки холошие были. Даже Бажена и Лада такие холошие песенки не поют. Ты ему скажи, чтобы он плиходил и пел песенки. Ладно?
И Керк тоже рассмеялся непосредственности сестренки. Видно было, что отец не только доволен поступком сына, он прямо-таки горд им, и правитель не преминул об этом сказать:
– Знаешь, мальчик мой, я не просто благодарен тебе за то, что ты вылечил Малушу, я тобой восхищен. Ты занимаешься магией несколько месяцев, а показываешь небывалые успехи. И если кому-то нужны годы, то ты запоминаешь и можешь использовать обереги и заговоры в их полной силе уже сейчас. Я сразу заметил, что у тебя невероятные способности, но теперь, если честно… я потрясен.
– Отец, может ты, просто преувеличиваешь мои дарования. Ведь сестренке я смог помочь только со второго раза, – негромко вымолвил Керк и смущенно потупил взор.
– Так вот и я про это же…. Первый раз я смог попробовать этот заговор, когда мне было восемнадцать лет, а моя учеба, не в пример твоей, шла с шести лет, и мне он не удался ни в первый, ни во второй, ни в пятый раз… Ведь это очень тяжелый заговор. И не всякому он поддается и на десятый раз. Ты уж мне поверь. – Отец замолчал, что-то обдумывая, внимательно посмотрел на сына, и добавил, – у тебя поразительный дар… нет, никаких сомнений… дар… Но до испытания осталось лишь четырнадцать дней, и я хочу дать тебе как можно больше.
Правитель достал из ножен и положил на стол кинжал. Это был небольшой, с крепким отливающим зеленым светом клинка, кинжал, рукоятка его была выточена из моржового клыка и украшена затейливым рисунком да некрупным изумрудом и россыпью янтаря.