Михановский Владимир
Путь 'Таиры' долог
Владимир Наумович Михановский
ПУТЬ "ТАИРЫ" ДОЛОГ
Четыре часа из жизни
капитана Map Дона
Человек глубоко вздохнул и раскрыл глаза. Сознание возвращалось медленно и как бы толчками. Окружающие предметы были еще в тумане, но свинцовая тяжесть в конечностях начала таять, уступая место пьянящей легкости.
Лежать навзничь не очень-то удобно, даже пошевелиться в ванне нельзя: к каждой точке тела присосались бесчисленные нитевидные отростки, связавшие воедино человека и биостат, занимавший весь отсек.
Но вот одна за другой нити начали отключаться и опадать. Наконец осталась лишь одна пульсирующая жилка, оканчивающаяся на левой половине груди, там, где медленно начало биться сердце. Дрогнув, отключилась и последняя нить.
Смертельно-бледное лицо человека окрасилось слабым румянцем. Он пошевелился и осторожно повернулся на бок.
Матовый свет люминофоров, лившийся со стен и потолка, нестерпимо резал глаза, и человек опустил веки. Когда через миг он снова раскрыл глаза, вокруг сгустились сумерки: это сработал киберкорректор.
Человек поднялся и неуверенно шагнул. Ноги казались ватными и подгибались.
Подойдя к полукруглому тайм-пульту, человек долго вглядывался в ярко-красную шкалу, на которой горела четкая цифра "40". Столько лет длился его очередной сон... Затем человек перевел взгляд на маленький кофейный экран, расположенный под шкалой. Все, как и должно быть: посреди экрана мерцала цифра "8",- число часов, прибавившихся к возрасту человека за время анабиотического сна. Теперь он может бодрствовать четыре часа. Восемь и четыре - это двенадцать часов. Да, за один цикл, составляющий сорок лет ракетного времени, он физиологически постарел ровно на один день.
Беззвучно пошевелив губами, человек отвернулся от пульта и подошел к выходному люку. Походка его с каждым шагом становилась более уверенной, плечи распрямились и в глазах появилось осмысленное выражение.
Узкий коридор встретил человека успокаивающим жужжанием кондиционера. Все, казалось, было таким же, как и в прошлое бодрствование,- и зеленые сигнальные огоньки, мозаикой бегущие по полу, и затейливые пластиковые узоры на покатых стенах, и грозовой воздух, напоенный запахом сосны.
Человек на ходу провел пальцем по стене. Пыли не оказалось - Киб все годы добросовестно следил за чистотой корабля. Да и откуда взяться тут пыли? И человек вдруг с острой тоской подумал, что старательный робот будет все так же сметать несуществующий сор, когда стремительная "Таира" будет мчать в пространстве его уже безжизненное тело....
Но времени было немного, а дел - не так уж мало.
Человек решительно потянул на себя ручку и вошел в штурманский отсек. С помощью поручня он очутился в центре огромной сферы. На черной ее поверхности холодно горели звезды. Рисунок их значительно изменился по сравнению с тем, который мерцал здесь в прошлый раз, сорок лет назад. Пути перемещения каждой звезды были обозначены светящимся пунктиром.
Сегодня он проснулся в девятый раз. Значит, протекло триста шестьдесят лет эйнштейновского времени с того момента, как он, осуществляя идею Большого Мозга, уснул, целиком отдавшись во власть биостата.
Сколько раз еще предстоит ему засыпать и просыпаться, почти не старея? Почти... В этом "почти" было самое страшное. Каждый цикл - это всего один день жизни. Да, но и дней в человеческой жизни, в сущности, не так уж много! И тает жизнь, уходит без следа, как мартовская вешняя вода. Тает жизнь, подобно льдине, унесенной теплым течением из родных северных вод. Медленно, но верно...
Физиологически прошло лишь девять дней с того момента, как он втиснулся в узкий кокон биостата и немеющей рукой включил реле времени. Девять дней - это, конечно, совсем немного. Но сколько еще таких дней займет дорога? Кто ответит ему на это? Путь "Таиры" долог...
...Человек устало потер лоб, бросил взгляд на хронометр, включившийся сразу же, как только он очнулся от анабиоза.
Прочь, прочь воспоминания! Уже прошел целый час, а он еще не приступил даже к пластической гимнастике. А ведь, кроме того, нужно успеть проверить, правильно ли действует, не расстроился ли Большой мозг "Таиры", наскоро просмотреть по видеозору, что встретил корабль на своем пути за последние сорок лет полета. Главное же-проведать т е х, в седьмом отсеке... И на все это остается лишь три часа, ни минутой больше!
Но воспоминания не подвластны разуму. Они налетают, как коршуны, и нет сил отогнать их...
В полете Map Дон почти не испытывал тоски.
Капитан педантично следовал жесткому режиму, им же самим установленному. Он помнил по рассказам коллег-астронавтов, вернувшихся на Землю, как пагубно отражается на психике человека малейшее, казалось бы, отклонение от корабельного распорядка.
Каждый день капитана был загружен до предела. С помощью роботов он исподволь приводил в порядок огромную информацию, непрерывным потоком идущую на командирский пульт от всех систем "Таиры". Он тщательно классифицировал блоки памяти, составляя с Робом длиннейшие каталоги. В короткие часы отдыха, которые он позволял себе, Map Дон просматривал сферофильмы, заполнявшие бесконечные стеллажи информатория. Сколько он успел переглядеть за долгие годы!
В одних фильмах рассказывалась история Земли - Голубой планеты, как называли ее звездопроходцы; в других блоках содержались документальные отчеты о космических экспедициях, о работах по созданию отражающей сферы на орбите Плутона, о колонизации Венеры-да мало ли о чем?
Больше всего Map Дон любил фильмы о первых космонавтах. Он готов был смотреть их по нескольку раз подряд.
Однажды... Сколько лет назад это было?.. Однажды, наводя порядок на стеллажах, капитан наткнулся на старый обшарпанный блок, на крышке которого с трудом читалась надпись:
"Памяти капитана Лерса. Здесь собраны кадры, переданные на Землю автоматической станцией - спутником наблюдения из зоны Проксимы Центавра".
Стройный красавец "Борн" на фоне черного звездного неба, разрезанного надвое белой рекой пламени, льющегося из фотонных дюз, похожих на огромные блюдца...
Красноватое облако, всплывшее навстречу...
Маневры "Борна", пытающегося уклониться от встречи...
Замедленная съемка позволяла отчетливо видеть, как радиационное облако со всех сторон охватывало корабль, так и не сумевший выскочить из ловушки. Очевидно, в навигационной системе случилась неисправность, оказавшаяся роковой...
Невидимые простым глазом микрометеориты начали попадать на внешнюю обшивку "Борна". Они вздымали ввысь фонтанчики, похожие на маленькие гейзеры. Опытный капитан, Map Дон понимал, что это означает: две - три минуты подобной бомбардировки - и самая прочная нейтритовая оболочка рассыпается, как песчаная стенка, сооруженная ребенком.
Туманные скопления, подобные тому, которое встретило "Борн", представляют собой исключительно редкое явление в космосе. И тем не менее, никто не застрахован от коварств, которые таит в себе Пространство.
Капитан Лерс погиб. Но Map Дона больше всего потрясли даже не документальные кадры, с протокольной точностью показывавшие, как "Борн" разваливался в вакууме, не трагический лейтмотив плещущей мелодии, не причудливые обломки дюз, отброшенных во все стороны страшной силой взорвавшегося реактора,- больше всего капитана Map Дона потряс тревожный женский голос и полные внутренней силы слова:
...Что думал ты в последний час,
Когда взметнулся и погас
Огня сверкающего хвост,
И миллионы дымных звезд
Глядели на твою тюрьму,
Летящую вперед, во тьму,
Когда уснул экран слепой
И всплыл сирены долгий вой?
Что думал ты в последний раз,
Не закрывая горьких глаз,
Что вспоминал - один во мгле
На обреченном корабле?
Реактор стойкий, как солдат,
Но страшен метеорный град
И рубит молния мечом.
Миг - ты задумался...
О чем?
О тайне космоса? О том,
Как долог в небеса подъем?
Как призрачен и зыбок бег?
Стареет луч. А человек?!
...Смолк перед взрывом странный шум..
Мне не узнать далеких дум,
Но знаю - видел ты в тот миг