— Поднимитесь, венценосец Ритон Первый Ириулэн.
Ритон открыл глаза, которые сразу же защипало, и осторожно, чтобы не причинить боль затёкшим конечностям, встал. Эльфийка подала ему ключ, Мирол опоясал.
Когда меч вернулся на положенное место, венценосцу стало заметно спокойнее и он, повинуясь, приказу жреца, оглядел всех собравшихся в соборе людей. Их было много, да. Самые хорошие места, как и полагалось, занимали благороднейшие, те, кто пережил войну с Империей и грызню за трон. За ними стояли многочисленные благородные, далее — маги и богатые торговцы. Еще дальше — возле самых дверей — разместились те из везучих простолюдинов, кто сумел прорваться внутрь собора, чтобы хоть краешком глаза увидеть церемонию возложения венца.
«Глупо, как все это глупо. Какой смысл тратить время на подобную показуху»? — подумал Ритон и тотчас же поймал себя на иной мысли. — «Раньше — до войны — я думал иначе. Проклятье, как же я изменился за прошедшие годы. Как мы все изменились»!
— Венец водружен, — провозгласил жрец. — Милостью Отца правитель Исиринатии явился!
Собор утонул в восторженном реве. Благородные исиринатийцы искренне радовались, они обнимали друг друга, улыбались и смеялись. Они и правда верили в него! Ну, или очень хорошо маскировали свои истинные чувства. Сейчас это не имело ни малейшего значения. Настало время закончить ритуал и все это знали.
Люди, стоявшие по пути к выходу, расступились, спрессовав прочих так, что, казалось, они сейчас превратятся в блины, и Ритон двинулся по этому коридору.
Он вышел на площадку перед собором. Казалось, внутри прошло от силы десять минут, однако солнце уже начало свой долгий путь к закату. Церемония продлилась почти четыре часа!
Гвардейцы все так же стояли по краям площадки, а многочисленные воины перегородили путь к ступеням, ведущим наверх, толпа на площади, кажется, даже стала больше. И над всем этим разлилась тишина. Что ж, настало время обратиться с речью.
Благороднейшие имели право войти внутрь и наблюдать за тем, как новый венценосец принимает свою судьбу. У простолюдинов же была иная привилегия — они могли услышать первый указ своего нового правителя.
Ритон замер за спинами воинов, глядя на человеческое море, застывшее в напряженном ожидании. Да, от его речи будет зависеть многое. Слова — это всего лишь сотрясание воздуха, однако они зажигают в людских сердцах неугасимое пламя, они даруют сторонников и превращают врагов в друзей. Все это при должном таланте можно грамотно использовать и Ритон верил в себя.
Он набрал полную грудь воздуха и заговорил.
— Подданные! Вы ждете нашего первого указа, и вы в своем праве. Вы, наверное, хотели бы услышать о королевском помиловании, о снижении налогов, о дарах из казны, о роскошном пире, либо о чем-то столь же приятном вашему сердцу и кошелю.
Люди начали энергично перешептываться и в голосах этих послышалась надежда. Да, они страстно жаждали снижения налогов, они хотели хотя бы каких-то послаблений в тяжелой и безрадостной жизни. Страшно было даже представить, насколько обеднели простые горожане за последние четыре года. И пускай Ритон прилагал все усилия для развития торговли и ремесел, пройдет еще немало времени, прежде чем ситуация наладится.
— Мы тоже хотели бы отдать подобный указ, — продолжил он, — но, увы, не можем.
Тишина, сопровождавшая эти слова, была мертвой и непроницаемой.
— Не можем, — продолжил новоиспеченный венценосец, стараясь говорить, как можно яснее, — потому как мы все несем на себе печать ошибок предыдущего венценосца. Он развязал войну, в которой Исиринатия потеряла большую часть земель. Он не выполнял свои обязанности должным образом, из-за чего Черный Властелин сумел восстановить нечестивые полчища, а его сын — наш кузен — вместо того, чтобы принять на себя ответственность, стал рушить даже то, что удалось спасти, не иначе, как сговорившись с врагами!
Бред и ложь настолько дикие и невообразимые, что в них с легкостью поверят. Ритон — человек, сговорившийся с Шахрионом и убивший дядю ради власти — попросту переложил всю вину на покойников. Это было удобно, это было полезно, это не возбранялось. Сейчас вряд ли нашелся бы хоть один самоубийца, пожелавший напомнить своему венценосцу некоторые не слишком приятные эпизоды его биографии.
Ритон понимал это, простолюдины — тоже понимали, а потому смотрели настороженно, ожидая худшего.