Выбрать главу

Деда Мазая мы не увидели, зато здорово побеспокоились — не снесло ли наш когг к чёрту в Средиземку. Выяснилось, что нет, и очень скоро я уже почти огорчился, что он уцелел.

Плотник-то из меня был никакой, это да. Но выяснилось, что для спуска когга на воду нужно копать котлован с отводным каналом.

Естественно, для этого нельзя было отвлекать квалифицированную рабочую силу. И так же естественно, что копать котлован пришлось неквалифицированным нам.

Это было убийство. Правда, песок сам по себе не промёрз и копался легко. Но копать его деревянной лопатой — это совершенно новое ощущение. я думал, что набить мне на руках мозоли — это задача практически невозможная. Конечно, таких мозолей, как у Лаури от весла, у меня не было, но попробуйте несколько лет подряд постоянно держать в руке шпагу и убедитесь, что даже уголь, положенный на ладонь, вас не сразу обожжёт…

Мозоли появились к вечеру первого дня.

Утром второго дня я подумал, что весьма опрометчиво назвал когг "маленьким". Вы не пробовали вырыть" окопчик" для автопоезда КаМАЗ самодельной деревянной лопатой?

Не пробуйте. Это долгий и трудный подвиг идиота. Даже если идиотов несколько.

Наши "корабелы" офигели от радости при виде новой игрушки. Михель ещё не оклемался толком, но всё равно притаскивался на откос, сидел на солнце и временами пытался отдавать распоряжения, из-за чего Иван начинал с ним спорить — сперва тихо и робко, но постепенно переходя на повышенные тона и взаимные обвинения, в результате чего разнимать их приходилось Джеку. Уж он-то самообладания не терял.

Помимо рытья котлована приходилось ещё работать по мелочам — например, притащить из леса мачтовую сосну, и ещё одну, из которой начали вытёсывать новое перо руля. Для поддержания бодрости духа я пытался ощутить себя Петром I на Воронежских верфях. Членушки, не получалось. В голову лез только Федька-Умойся-Грязью из романа "Пётр I", подневольно пахавший на строительстве Санкт-Петербурга.

Вечером я валился в спальник, как подрубленный. Это был плюс…

…Работы кончились на шестой день после их начала. На этот раз около котлована, в котором лежал когг, собрались все. Было солнечно, довольно тепло и вообще очень, как бы сказать, весенне; продолжали орать птицы. Несколько человек — я на этот раз был свободен — под руководством Джека раскапывали перемычку.

— Ой, я чего-то волнуюсь, — призналась Ленка.

— Тебе-то чего волноваться? — осведомилась Ирка. Разговор девчонок продолжения не имел — наши "чернорабочие" брызнули в стороны, и в котлован как-то сразу хлынула, неся с собой плитки льда, зеленоватая вода Средиземки.

Джек, весело дыша, подошёл ко мне. Я впервые видел у англичанина на лице такую улыбку и, внезапно испытав острый прилив дружеских чувство, обнял его за плечи:

— Доволен, Путешественник?

— Он ещё должен подняться, — Джек озабоченно следил за тем, как вода заполняет котлован, а когг уже начинает покачиваться.

— Поднимется, — карие глаза Ивана тоже весело блестели, — всё правильно сделано… Смотрите, начинает вставать!

Действительно, мачта, почти лежавшая на песке, отчётливо пошла вверх. И, не успел я отметить этот факт, как когг вдруг резко рванулся на днище, мачта описала дугу… и корабль встал на дне всё ещё продолжающего заполняться водоёма, поднимаясь вместе с водой.

Крепкий. Крутобокий. Наш собственный.

Дружным воплем радости разметало и закружило птиц. В воздух полетели не только головные уборы, но ещё краги, а следом — Джек, Иван и даже Михель, которого качали очень аккуратно, но с энтузиазмом. Олег Крыгин добрался до кормы, закрытой плетёнкой, а Ленка, прицелившись, с истошным воплем метнула в борт глиняный сосуд с заранее приготовленным пойлом из каких-то ягод, заорав:

— Нарекаю тебя — "Большой Секрет"!

Олег сбросил щит-плетёнку, открывая им самим вырезанные из бука и прибитые на корму буквы названия. Потом, переваливаясь по ходящей под ногами палубе, пошёл к мачте и взялся за фал. Значительно посмотрел на нас.