— Не ходи! Вдруг это какой-то газ!
— Да ну, газ, — для проформы и самоутверждения пробурчал я, но внутрь и правда не по-шёл. Серое облачко действительно как-то отталкивало, и мы и от остальных держались подальше.
Мы всё-таки добрались до леса — как раз к тому моменту, когда солнце за него село. Не стемнело, но резко смерклось.
— На опушке заночуем? — спросила Танюшка устало. Я хотел было кивнуть…
И не кивнул.
Я никогда в жизни не ощущал того, что называется "взглядом в спину". Только в книжках читал. Но наверное что-то такое сидит в каждом человеке — от предков, что ли? И просыпается, когда "подопрёт".
Уж куда — сильнее, чем подпёрло нас…
Короче — я ощутил этот самый взгляд. Тяжёлый и… не то что угрожающий, нет. Но неприятный, словно меня оценивали.
Я обернулся — спокойно, будто решил просто взглянуть на путь, пройдённый за день. И — вот честное слово! — на какую-то даже не секунду, а на её хвостик — увидел промельк движения. В том самом месте, где мы спустились с откоса.
Пятнадцать километров — это много, на таком расстоянии нельзя увидеть одно живое существо, даже крупное. Тут словно чёрная капля перелилась…
Группа. Стадо, косяк — что угодно. Только как-то странно для животных — словно выглянули — и назад. Животные так себя не ведут.
Именно группа. И если эти — кто бы они ни были — появились именно в этот момент, то они нас, конечно, не видели. А если наблюдали уже давно?..
… - Нет, Тань, — спокойно сказал я, — давай уйдём подальше. В лес.
* * *
Ракушки оказались никакими, хотя мы, морщась, сдабривали их пеплом, чтобы хоть чуть-чуть посолить. Однако, есть хотеться перестало. Я улёгся на траву, закинув руки под голову. Танюшка сидела боком, одной рукой опершись оземь, другой — перебирая пус-тые раковины, красиво отблёскивавшие перламутром изнутри в свете гаснущего костра.
— В них бывает жемчуг? — спросила она вдруг.
— Нет, кажется, — рассеянно сказал я, — это в речных жемчужницах… Но у нас их давно не осталось.
— Ну здесь-то, может, есть? — предположила Танюшка, и я вздохнул:
17.
— Да я забыл, что мы… Может, и есть.
— Олег, а почему мы ушли с опушки? Кого ты увидел?
— Никого, — равнодушно отозвался я. — Просто не хотел торчать там. На всякий случай. Не сами же по себе те ребята погибли?
— Ну, это давно было… — успокоено протянула Танюшка. — А вот интересно — откуда тут англичане? Или они американцы?
— Или кто угодно, говоривший по-английски, — дополнил я. — Кто их знает, откуда. Мы тут вообще ничего не знаем.
— Завтра дойдём, Олег? — спросила она. Я пожал плечами:
— Ну, сорок миль завтра кончатся точно. А там посмотрим — знать бы ещё, что мы ищем?
— Ход домой, что же ещё? — твёрдо и уверенно удивилась Танька.
Меня просто убила эта её уверенность. Даже ответа не нашлось, да я его и не ис-кал. Разве что мне подумалось, что разочарование Танюшки при такой уверенности бу-дет тяжёлым. Вдруг она его не перенесёт?! Чокнется, или ещё что…
— Тань! — вырвалось у меня.
— Что? — спокойно удивилась она, отряхивая ладонь о джинсину.
— Да ничего, — так же спокойно ответил я. — Просто — Тань-нь-нь…Колокольчик звенит, слышишь?
Она почему-то смутилась — опустила голову, стрельнула зелёными искрами из-под волос. Сказала:
— Хватит тебе. Ты что, в любви признаёшься?
Теперь уже я опустил глаза. И, рассматривая куртку у себя на груди, ответил:
— А если так? То что?
— Да ничего, — Танюшка поворошила угли в костре. — А помнишь, как первого июня мы были в Чутановке, у Вадима на даче?
— Когда вечером разожгли "пионерский" костёр, и я у тебя спрашивал, не больно ли ку-саются комары? — усмехнулся я.
— Очень тактично и участливо спрашивал, — уточнила Танюшка. — Видимо, тебе это доставляло удовольствие? — я кивнул и получил в лоб веточкой, а девчонка продолжала: — Но я не про это… И не про костёр… Помнишь, как мы шли со станции? И ты ухитрял-ся одновременно поддерживать меня под руку, отгонять комаров, тащить на себе свой и мой рюкзаки, опираться на деревянную шпагу и трепаться со мной?
— Помню, — кивнул я, действительно с удовольствием вспоминая эти совсем недавние со-бытия. — А ребята вечером напали на нас из-за кустов…
— Придурки, — сердито вставила Танюшка, — я так испугалась… И ты с ними дрался и всех заколол.
— Их и было всего трое, — уточнил я.
— Всё равно… Было так… — она покрутила рукой в воздухе, — по-настоящему…
— Я на будущий год могу выиграть первенство город-район по рапире, — сказал я. — Ты придёшь за меня болеть?
— Конечно приду, — закивала Танюшка. Я приподнялся на локтях:
— Тань, а это правда, что ты говорила про школу? Что ты перешла в нашу школу?
— Правда, конечно, — она смотрела на меня через огонь, и я не мог различить выражения её глаз. Странно. Огонь должен освещать. Но он прячет, делая лица одинаковыми. Около огня невозможно разглядеть, какое у человека выражение глаз, улыбается он, или насме-хается… Но сейчас я знал, что Танюшка говорит правду.
— А почему, Тань? — тихо спросил я. И подумал, что мы уже долго знакомы. И много раз уже сидели вот так у самых разных костров. Но такого разговора у нас ещё не было. — Почему ты так решила?
— Потому что… — она замялась и жалобно попросила: — Не надо, Олег, я же всё равно…
18.
Я увидел — даже в свете костра! — как она побагровела. И засмеялся от внезапно заполнившего меня — как ситро заполняет кружку! — пузыристого, шипящего чувства ра-дости. Причём для этой радости у меня не было ни слов — ни даже мыслей.
— Знаешь, я удивился, когда ты согласилась идти к нашим, — вместо продолжения разго-вора сказал я. — Думал, ты испугаешься.
— Как Ленка Власенкова? — вспомнила Танюшка. — Ленка потом помнишь рассказывала, что спе-рва как к нам в штаб попала, хотела сразу удрать. Думала — притон какой-то… Нет, я сразу со-образила, что и ребята и девчонки у вас хорошие… А вот я удивилась когда знаешь что? Когда ты к нам домой пришёл. До сих пор не знаю, как ты мой адрес разыскал?
— В клубе собачников, — признался я. — Твоего Черныша там хорошо знают… Туда-то я пришёл, а вот около твоего дома минут сорок ходил. Если бы мне твой отец открыл, я бы, наверное, сбежал.
— А открыла я, — задумчиво сказала Танька. — Знаешь, Черныш, наверное, не ест. Он не любит, когда меня долго нет.
— Кузя тоже, — вспомнил я своего пса. Танюшка засопела. Серьёзно так, с претензией на слёзы, и я поспешил попросить: — Тань, может быть, ты споёшь опять?
— Ты меня отвлечь хочешь, — вздохнула она. Я кивнул:
— Ага. И сам хочу отвлечься, угадала. Спой какую-нибудь нашу.
— Сейчас, — она села прямее и склонила голову набок… Но прежде чем начать петь — ска-зала вдруг:
— Помнишь, как твой Сергей говорит? "Насильно слушать у костра враньё никого не за-ставишь — это не у телевизора…" Слушай, Олег.
С. Туликов
В школьное окно смотрят облака,
Бесконечным кажется
урок,
Слышно, как скрипит
Пёрышко слегка
И ложатся строчки
на листок.
Первая любовь, юные года,
В лужах голубых — стекляшки льда…
Не повторяется,
не повторяется,
не повторяется такое никогда…
Песенка дождя катится ручьём,
Шелестят зелёные
ветра…
Ревность без причин,
Споры ни о чём —
Это было будто бы
вчера.
Мимолётный взгляд удивлённых глаз
И слова — туманные
чуть-чуть.
После этих слов
В самый первый раз
Хочется весь мир
перевернуть.
Первая любовь, снег на проводах,
В небе — промелькнувшая звезда…
Не повторяется,
не повторяется,
не повторяется такое никогда…
19.
* * *
Спокойной ночи у нас не получилось. Вернее — не получилось у меня.