Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем) [СИ]

— Неруда? — спросил я. Йенс кивнул. — Он мне жизнь спас…

— А ты спас ребят, — ответил Йенс.

— Я возьму его аркебузу, — сказала Ингрид. — Тань, поучишь меня стрелять?

Димка очень осторожно уложил удобней голову Фергюса. Поднялся с колен, не пряча мокрых глаз. Сказал:

— Он меня спас… на балтийском побережье… Почти пять лет мы вместе… были… Вот ведь чушь-то какая, даже не в бою, даже не в бою…

— В бою, — вдруг сказала Зорка. — В бою. В этом мире всё — бой.

Димка несколько секунд смотрел на неё. Потом достал свой топор.

— Отрублю голову этой… твари. Фергюсу на могилу. Он был бы доволен.

И, сглотнув комок, пошёл к мёртвым птицам.

Водой наполненные горсти
Ко рту спешили поднести…
Впрок пили воду черногорцы —
И жили впрок. До тридцати.
А умирать почётно было
Средь пуль и матовых клинков
И уносить с собой в могилу
Двух-трёх врагов, двух-трёх врагов!
Пока курок в ружье не стёрся —
Стреляли с сёдел и с колен,
И в плен не брали черногорца —
Он просто не сдавался в плен!
Семь сотен тысяч равных порций
Воды живой в одной горсти…
И проживали черногорцы
Свой долгий век. До тридцати.
И жёны их водой помянут,
И прячут мальчиков в горах,
Покуда мальчики не станут
Держать оружие в руках.
Беззвучно надевали траур,
И заливали очаги,
И молча лили слёзы в травы —
Чтоб не услышали враги.
Чернели женщины от горя,
Как плодородная земля,
А им вослед чернели горы,
Себя огнём испепеля!
То было истинное мщенье —
Бессмысленно себя не жгут!
Людей и гор самосожженье —
Как несогласие, как бунт!
И пять веков — как божьи кары,
Как мести сына за отца —
Пылали горные пожары
И черногорские сердца!
Цари менялись, царедворцы —
Но смерть в бою — всегда в чести!
Не уважали черногорцы
Проживших больше тридцати!..
…Мне одного рожденья мало.
Расти бы мне из двух корней.
Жаль —  Черногория не стала
Второю родиной моей.

Владимир Высоцкий

* * *

Степь кончалась. Вот уже трое суток над горизонтом выше и выше вырастали гранёные, слоистые каменные столбы — там начинались Кордильеры. Река, вдоль которой мы шли почти неделю (Танюшка сказала, что это Арканзас), постепенно забиралась вглубь земли, и сейчас бежала, ревя и грохоча, в каньоне на глубине почти двадцати метров.

А лето подбиралось к своей середине…

…Я шёл в передовом дозоре вместе с Сергеем, Юджином и Димкой. Мы шагали вместе уже почти два часа, большую часть нашего «дозорного срока». Молчали и до такой степени домолчались, что вздрогнули, когда Сергей вдруг сказал:

— Я уже минут пять наблюдаю что-то непонятное… Смотрите вдоль берега до большого дерева, которое почти упало в реку…

— Столб, — вырвалось у Юджина. — Там стоит столб; не скала, не дерево, а столб!

Я свистнул, подавая сигнал основному отряду, а сам ускорил шаг вместе с дозорными. Мы почти бежали, и вот стало видно, что площадка вокруг столба — радиусом метров десять — наплотно вымощена серовато-жёлтыми булыжником, гладким и округлым. А ещё ближе стало ясно, что это вбитые в землю до надбровий черепа — черепа негров. А столб украшала врезанная — не прибитая — надпись на широкой доске:

ЧЁРНЫМ ВХОД ВОСПРЕЩЁН.

ГРАНИЦА.

КОЛОНИЯ КОЛОРАДО.

— Уже интересно, — признал я, окидывая взглядом горы. — Может, старое?

— Дерево доски относительно свежее, — заметил Сергей. — Ну, в конце концов, путь тут закрывают неграм, а не нам. Да мы и не собираемся чинить никаких беззаконий.

— Хорошо. Пошли, — решительно сказал я.

* * *

Через полчаса мы выбрались на дорогу — слабо утоптанную, но вполне настоящую. Правда, больше ничего вокруг не говорило о том, что местность населена. Ещё через какое-то время мы поменялись — вперёд выдвинулся Андрей с Анри, Раде и Яном. Дорога шла всё так же недалеко от края пропасти, в которой тёк Арканзас (похоже, пропасть стала ещё глубже, а вот что шире — точно) Трава постепенно становилась реже и ниже, всё чаще высовывались каменные проплешины.

Я раздумывал о том, что это за «Колония Колорадо». «Чёрным вход воспрещён» — это хорошо. Но я пока ещё не видел тут белых — подлецов-расподлецов, хоть каких! — чтобы сотрудничали бы с неграми. Может, эту надпись нужно читать, как «…а остальным — добро пожаловать!» А может, само собой подразумевается, что остальным вообще соваться не стоит — и все в округе это знают. Размышляя, я не сразу понял, что вот уже несколько секунд созерцаю над краем пропасти, метрах в пятидесяти от нашего передового отряда, некое вспучивающееся новообразование — и оно медленно растёт, словно из пропасти вылезает необъятный пузырь.