— Прости, — она отстранилась. — Я ревнивая дура… Это у меня с тех пор, как ты пропадал, а в небе светило чёрное солнце… как гаснущий уголёк… Я не могу потерять тебя, Олег… не хочу… не сейчас… не так…
Она задыхалась, и я увидел на её глазах настоящие слёзы.
— Что я без тебя, Таня? — тихо спросил я.
— Слышишь? — она улыбалась сквозь эти слёзы. — Наши поют… Значит всё правильно, да, Олег?
Со стороны лагеря неслось хоровое:
А чуть подальше откликались по-английски ребята Нэда:
— Значит, всё правильно, Тань, — отозвался я, увлекая её на колющий кожу острый прибрежный кустарник, хрустко промявшийся под нашими телами…
…Вышедшая в зенит луна холодно смотрела на лежащих среди измятых веток обнажённых мальчика и девочку, всё ещё обнимавших друг друга. Наконец, мальчик, продолжая ласкать свою подружку, со стоном подался чуть назад и в сторону. Девчонку сотрясла тягучая, сладостная судорога, она сдвинулась следом за пареньком, стараясь удержать в себе то, что доставляло такое наслаждение, но потом со вздохом повалилась на спину. По её лицу блуждала потерянная улыбка. Мальчик нагнул голову и принялся ловить губами её сосок. Лицо у него было сонным и усталым, но счастливым.
Неподалёку печально и негромко, но очень ясно гудела волынка, выводя в чьих-то умелых руках мелодию, прозрачную, как эта лунная ночь. Многим, кажется, не спалось…
… — Может быть, мы опять лезем не в своё дело? — тихо спросил я, осторожно, нежно лаская пальцами плечо и основание шеи Танюшки.
— Поспи, — она не ответила на мой вопрос, — у тебя ещё есть время. Я разбужу, когда надо будет грузиться.
Я вздохнул, устраиваясь удобнее и уже уплывая куда-то в звонкую тишину. В самом деле, почему бы не поспать? Танюшкины пальцы гладили мои волосы, но не как в любовной игре… а я вдруг вспомнил почему-то маму, хотя она никогда не гладила меня по голове… расчёсывала прядь к пряди мои жёсткие, спутанные волосы, тёмные от природы, но давно выгоревшие до цвета старой меди — так прочно, что даже зимы не могли вернуть им прежнего цвета.
— Солнце за море ушло —
спа-а-ать… — успел я услышать голос Танюшки, прежде чем заснул совсем…
…Таня не спала. Она продолжала поглаживать волосы Олега, стараясь больше ничем не шевелить даже легонько, чтобы невзначай не разбудить его. Олег ровно, тихо и сильно дышал, и от луны лежали на его скулах чёрные полукружья теней ресниц. Он спал так доверчиво, беззащитно, полностью положившись на неё, что у Тани от нежности перехватило горло.
— Он вернётся живым, — Танюшка подняла глаза к диску луны. — Он вернётся живым, слышишь?!
Олег завозился.
И через секунду на берегу затрубил рог.
На драккаре мне удалось поспать как следует. Я просто-напросто растянулся на корме, натянул на голову кожаную покрышку и отключился без снов и ощущений.
Когда я проснулся, было заполдень. Драккар двигался ходко, солнце пекло, во сне я вспотел.
Все, кроме смены гребцов, спали тоже. Хотя — нет, не все. Нэд сидел на корме, а Джек — прочно держал кормовое весло. Они негромко разговаривали. Совершенно спокойно, как и положено разговаривать старым друзьям. Если не считать, что маску Нэд носит, потому что Джек когда-то снёс ему часть нижней челюсти.
— Добрый день, — я сел окончательно. — Что у нас за бортом?
— Вода, — отозвался Джек, передавая весло Нэду. Ловко вскочив на борт, он неспешно перебрался на нос и устроился там, возле самой головы, а я поднялся на корму. Нэд отстранённо посмотрел на меня, небрежно опираясь на резную рукоять.
— Выспался? — неожиданно спросил он.