— И о чём ты хотел со мной поговорить? — мне стало скучно. Это могло и до утра подождать…
— Я… — он прохрипел это короткое слово, потом прокашлялся и посмотрел на меня отчаянно и умоляюще: — Я хочу просить тебя, чтобы ты взял меня к себе.
— Это интересно, — признался я. — А на кой чёрт ты мне нужен? Ты не умеешь сражаться и служил человеку… — я помедлил, — …и служил скверному делу. И вообще — с какой стати это пришло тебе в голову?
— Ты мог… ты мог меня убить, но не убил… — начал он, но я его перебил:
— Если бы кто-то при девчонке спустил с меня штаны, а потом взял бы в плен — я бы скорей язык себе откусил, чем просить его о чём-нибудь.
— Я хочу… быть с вами, — мальчишка кусал губы, чтобы не расплакаться. — Очень… очень хочу, пожалуйста… Я… я не виноват, я всегда хотел к таким, как вы, но…
— Но боялся уйти — и уж тем более боялся возразить тем, кто сильней, когда они убивали, жгли и насиловали, — любезно добавил я. — Теперь они разбиты, мы сильней, и ты решил…
— Нет! — закричал он и не выдержал — всё-таки расплакался навзрыд, что-то бормоча. Я поморщился и собирался уже уйти, но мальчишка вдруг мазнул по глазам обеими руками и с отчаяньем, придавшим ему смелости, закричал: — Тебе легко обвинять, ты вон какой… герой, по-настоящему герой… а если бы тебя в начале, ну, сразу… ты бы смог — против?!.
Я с интересом повернулся к нему и хмыкнул. В словах мальчишки была если не правда, то справедливость. Да, а попади я с самого начала в компанию, подобную той, в какую попал он — был бы сейчас Король Поединков? Мы — это не только то, чем мы сами хотим стать, это в немалой степени ещё и то, чем нас делают окружающие люди. И не у многих изначально есть задатки, позволяющие не подчиниться никакому влиянию.
— Перестань реветь, — спокойно сказал я. — Я был в плену и пережил такое, что… впрочем, это неважно. Но, может быть, ты и прав… Как тебя зовут?
— Ромка… Роман…
— Так ты русский? — неприятно удивился я. — А как ты оказался в этой компании?
— Я… по обмену в Америку приехал… недавно совсем, там и… прихватили…
— Ромка… — повторил я и вдруг, сам не веря себе, приказал: — Ну-ка, подойди ближе и голову, голову подними! Ну, быстрей! — он с опаской выполнил моё приказание и вдруг длинно всхлипнул и замер. Рот у него сам собой приоткрылся, а мокрые глаза стали огромными. На берегу, во время боя и сразу после него, мы друг друга и не могли узнать, мы ещё не «остыли», а тут… — Твоя фамилия Редин? — спросил я. Ромка пошевелил губами, неверяще пожирая меня глазами, потом немо и быстро закивал. Ему легче было меня узнать — он-то меня таким и запомнил, какой я сейчас стоял перед ним (ну, по возрасту), а для меня он при нашей последней встрече был второклашкой, младше меня нынешнего на шесть лет и, конечно, изменился… но я узнал его раньше. Ромка Редин, сын нашей школьной библиотекарши, обожавший смотреть, как я фехтую…
— Так это ты-ы-ы-ыи-и-и-и?!?!?! — вырвалось у него с подвизгом. — Мамочка родненькая!..
— Значит, по обмену, — сказал я, расстёгивая перевязь палаша. — Спиной повернись. Куртку задери и держи. Терпи, даже стонать не смей… Это чтоб слово «русский» не позорил! — загорелая спина Ромки содрогнулась, он переступил на месте, но промолчал. — Это чтоб за словами не прятался! — он вздрогнул снова и чуть подался вперёд. — Это чтоб в бою не трусил! — он снова пошатнулся. — Это чтоб знал, за кого и на кого оружие поднимать! — Ромка не выдержал и тихо застонал. — Это чтоб молча терпел, щенок! — он снова вздрогнул, но уже молча. — Это тебе на память!.. Это тебе от меня! — эта полоса брызнула кровью, и я, опустив перевязь, начал застёгиваться. — Куртку не опускай. Сними, сходи к морю и окунись пару раз. Потом можешь прийти к нашему кораблю… Что надо сказать?
— Спасибо! — выдохнул Ромка искренне, сдёргивая куртку. — Спасибо большущее, Олег!
— Пожалуйста, — проворчал я и, не выдержав, громко выругался.
Матом.