— Встретиться с Эмундом Ульвбане в поединке для всякого славного воина, даже более искусного, чем мы, — это все равно что идти на верную смерть, — начал он, тяжело вздохнув. — Верно и то, что король Карл со своими советниками хитро придумали это, специально подстроив так, чтобы Эмунду пожаловали приграничные с Арнесом земли. Мой брат Магнус вынужден выбирать: либо поединок с Эмундом, либо — бесчестие. Выбор таков, что и худшему врагу не пожелаешь. Но выхода нет, и ничего лучше я не могу посоветовать.
Магнус не отвечал, и, судя по всему, он и не собирался отвечать. Тогда взял слово Юар сын Едварда.
— Плохо же вознаградил король Карл наше стремление избежать войны, — начал он. — Все-таки войны не миновать, раньше или позже, как показал нам Карл сын Сверкера, и все мы, сидящие здесь, понимаем это. Мой племянник, претендент на престол Кнут сын Эрика, не приехал на ландстинг, потому что иначе было бы трудно сохранить мир. Но Кнут лишился отца и короны из-за этого лжеца и убийцы, Карла сына Сверкера, а потому мы знаем, что придет время, когда мы потребуем отомщения. И тогда я спрошу вас, родичи, в чем польза, если Магнус сын Фольке сейчас пожертвует своей жизнью? Все в этой палатке и за ее пределами понимают, что выпад со стороны Карла сына Сверкера нацелен на то, чтобы убить главу Фолькунгов Западного Геталанда прежде, чем начнется война. Тем самым он многое выиграл бы, а мы — многое бы потеряли. Магнус сын Фольке сумеет повести людей в бой под знаменем Фолькунгов, но простите меня за откровенность, я не уверен, что люди пойдут за Эскилем сыном Магнуса. И коль скоро Магнус должен умереть за наше общее дело, если этого хочет Бог, то пусть уж лучше он умрет на поле брани, в будущей войне. Мы все теперь — и Фолькунги, и Эриков род — можем разом сняться с места и отправиться в путь. Так мы покажем, что намерены делать дальше. Вот что я хотел сказать.
— Разумные речи, дорогой брат, — сказал Биргер Бруса и недовольно заерзал. — Однако закон совершенно определенно предписывает, что надо делать. Если Магнус не явится на поединок, то он — вне закона, человек без чести, который даже не может свидетельствовать на тинге. Такой человек не вправе вести за собой Фолькунгов — этого никогда не было и не будет. Вы это знаете, и Карл сын Сверкера знает это, как и его коварные советники, которые поставили нас в такое положение. Магнус должен сделать выбор — тяжело говорить такое брату, но я обязан сказать правду. Либо он сохранит себе жизнь, но лишится чести, либо изберет поединок, где лишь чудо святых может спасти ему жизнь. Последнее — лучше. Ибо никогда исход поединка не решается заранее. Но все уже решено с тем, кто трусливо уклоняется от поединка. Так вот бывает.
Лагман Карле тяжело поднялся и заявил, что ему нечего больше прибавить к сказанному, так как в законе все выражено понятно и ясно, и что трудное решение, которое должны принять три главы рода, легче не станет, если людей вокруг них будет больше. И он вышел из палатки, печально покачивая головой.
Воцарилось молчание. Все теперь ждали, что скажет сам Магнус, ибо его слово было решающим, если не единственным. Речь шла не только о его собственной жизни, но и о чести Фолькунгов.
— Я принял решение, — молвил он наконец, когда ожидание сделалось уже нестерпимым. — Завтра на рассвете я выйду на перекресток трех дорог сразиться с Эмундом, как то предписывает закон. Да поможет мне Бог, и вы молитесь обо мне. Иного пути у нас нет, никто из нашего рода не изберет себе путь бесчестия, и верно также, что никто не пойдет за человеком без чести.
Эскиль и Арн сидели рядом в углу палатки, и старики не обращали внимания на юношей. Теперь, когда их отец высказался, обрекая себя на смерть, Эскиль прерывисто вздохнул, и вид у него был такой, словно он вот-вот разрыдается. В тягостной тишине никто не возразил Магнусу, и это означало, что все согласились с ним и намерены принести его жизнь в жертву.Тут поднялся Арн и с мужеством отчаяния заговорил.
— Простите, что мы, сыновья, тоже вмешиваемся в это дело, — начал он несколько неуверенно. — Но нас оно касается так же, как и всех остальных. Я так считаю, во всяком случае. Ведь нас оскорбили, как и нашего отца Магнуса, когда Эмунд назвал нас сукиными детьми, или как там?
— Да, это верно, — мрачно ответил Биргер Бруса, — тебя и Эскиля оскорбили точно так же, как и вашего отца Магнуса. Но это его дело — защищать вашу честь.
— Но разве у нас по закону не равное право с отцом защищать свою честь? — спросил Арн с детской наивностью, так что старшие не смогли сдержать улыбки, несмотря на серьезность момента.