Теперь и ни минутой позже необходимо сделать то, что должно быть сделано, продолжал Кнут и спросил небрежно, не хочет ли Арн отправиться с ним в эту поездку, как один из восьми избранных воинов. При этом Кнут тут же заверил его, что, когда станет королем, он первым благословит брак Арна с Сесилией.
В третий раз Арну говорили, что он не получит Сесилию, пока жив Карл сын Сверкера. И если в первые два раза он колебался, то теперь его больше не мучили сомнения.
* * *Приехав в Форсвик, на берегу Веттерна, они увидели, что Эйвинд сын Иона, Ион сын Микеля и Эгиль сын Улафа построили маленькую ладью — красивую, широкую в середине, с тремя парами весел. Она лежала на мелководье. Норвежские дружинники горевали, что не успели вырезать на ладье магические руны, но они очень торопились, чтобы ладья была готова прежде, чем начнется ледоход. Построенная по норвежскому образцу, ладья могла идти под парусом быстрее всех остальных кораблей того времени, особенно в Западном Геталанде. Ею можно было очень ловко управлять, тем более что на веслах сидели норвежские гребцы, и ее легко было перетаскивать волоком по льду. Кнут остался доволен увиденным и подробно объяснил все детали Арну, который никогда не был в Норвегии, в отличие от своих родичей.
После трехдневного ожидания пришло время спускать ладью на воду. Они отслужили мессу, которую Арн для пущей убедительности пел на церковном языке. Затем Кнут сын Эрика обратился к ним с речью и призвал их к решительным действиям. Их сила в том, что они, восемь славных воинов, переправятся через Ветгерн, когда никто не ожидает внезапного нападения. Там, на южном мысе, в Висингсе, сидит убийца короля, Карл сын Сверкера, со своей дружиной и думает, что он в безопасности. Но Господь не станет помогать тому, кто убил святого ради своей выгоды. И когда мы сделаем то, что должно быть сделано, каждый будет вознагражден по заслугам.
Больше ничего сказано не было. Ладью вывезли на лошадях из того разводья, где она лежала, набухая обшивкой от воды. Потом лошадей отвели в конюшню, и люди погрузили поклажу в судно. Каждый из них взял конец веревки, чтобы вытащить ладью в открытое море. Широкая, она легко скользила по льду, да и восемь человек — это немало.
Был уже полдень, когда они добрались наконец до трещины во льдах, за которой плескались волны Веттерна. Вдали виднелся Висингсе. Дул западный ветер, как обычно в это время года, и они вскоре поставили парус. Чем дальше плыли они на юг, тем больше расширялась трещина. В приближавшихся сумерках они различили, что южный мыс Висингсе омывали волны и льда там не видно. Они поняли, что Бог — на их стороне. Если бы они приплыли сюда на день раньше, то вынуждены были бы оставить ладью прямо на льду, и при свете дня ее тотчас заметили бы. А днем позже лед на Веттерне уже тронется, и тогда в королевской крепости выставили бы на стенах стражу — вести наблюдение за тем, не грозит ли опасность с озера.
Спустив парус, они медленно шли на веслах к Несу и причалили к берегу только после того, как наступила ночь. Им удалось спрятаться в маленькой бухте, поросшей ольхой. Натянув на ладью парус и замаскировав ее, они разожгли в двух железных чанах огонь и послали на сушу лазутчиков, чтобы те проверили, не видно ли пламя. Весенние ночи на Севере очень холодные, и им хотелось погреться.
Кнут был в хорошем расположении духа, будто бы все самое трудное уже позади. Сидя рядом с Арном, он говорил, что это либо их последняя ночь вместе, либо первая на долгом пути.
Затем он заговорил о человеке, убившем его отца и пытавшемся убить хитростью, в неравном поединке, отца Арна, однако Арн сразу прервал его, заявив, что эти слова неуместны. Ведь все это он уже знал и много думал над этим.
И все-таки его одолевали сомнения, признался он Кнуту. Он дал клятву не брать в руки меч из чувства гнева или ради собственной выгоды, и теперь ему казалось, что он нарушает клятву. Со смертью Карла сына Сверкера он лично многое выигрывает. Арн сказал еще, что только сейчас понял: дело не просто в том, чтобы вернуть назад святую реликвию, которая по праву принадлежит другу Кнуту и которая несправедливо висит на шее у Карла сына Сверкера, но и в том, что едва они заберут себе крест, как с этой шеи упадет и голова.
Кнут ничего не сделал, чтобы развеять сомнения Арна, так как сказанное им было чистой правдой. Вместо этого он вкрадчиво и проникновенно заговорил о Сесилии и той радости, которую он сам испытает, когда, став их королем, он торжественно введет их в любую церковь. А если они захотят, то смогут предстать перед архиепископом в Восточном Аросе. Арн размяк и подобрел, ему даже жарко стало, несмотря на сырую холодную ночь, и он ответил, что ему все равно, в какой церкви венчаться, лишь бы она была поблизости. Оба они расхохотались, и Кнут, все еще смеясь, бросил, что Арн, если на то пошло, может выбрать себе славный норвежский меч, над которым не произносилась торжественная клятва.