Савва дернул за железное дверное кольцо и вошел в просторные сени, заставленные множеством деревянных кадушек. По запаху нетрудно было определить, что в кадках хранилась засоленная на зиму рыба.
В избе было жарко натоплено, и на Савву, вошедшего с улицы, пахнуло жилым теплом, запахом ржаных оладий и топленого масла.
Навстречу нежданному гостю вышла Аграфена Кондратьевна с раскрасневшимся лицом, и, когда Савва сказал, что приплыл с Новой Земли, из глаз ее брызнули слезы. Женщина, второй год не видевшая мужа, который жил на безлюдном острове посреди Студеного моря, и плакала и улыбалась. Успокоившись, она выслушала Савву и принялась расспрашивать его, что было за все это время, пока не видела Каллистрата Ерофеевича.
В жилую комнату с печью вошли две дочери, неслышно уселись на лавку против Саввы и тоже стали слушать рассказы человека, приплывшего из земли, затерявшейся посреди моря, где пребывал их отец. Савва заметил: на ногах у обеих были красивые башмачки из голубого сафьяна, а на голове у девушек красовались кокошники, украшенные крохотными жемчужными зернами. Старшая дочь Каллистрата Ерофеевича, чем-то похожая на отца, во все глаза смотрела на Савву, слушая его диковинные рассказы. Младшая лишь изредка поднимала на гостя смущенные глаза. Занятая вышиванием затейливого рисунка бисером на красной ткани, она также внимательно слушала Савву Лажиева. Стыдливый девичий румянец ярко рдел на ее щеках.
Савва неоднократно ловил на себе ее пристальный изучающий взгляд. Он вдруг почувствовал внезапную неловкость от близкого присутствия девушки, которую впервые увидел.
Аграфена Кондратьевна усадила гостя за стол и принялась угощать его пирогами и ржаными оладьями на масле. Дочери Каллистрата Ерофеевича тоже сели за стол, но ни одна из них даже не прикоснулась к еде.
Младшая дочь Силина, которую звали Дарьей, по-прежнему лишь украдкой посматривала на Савву, но отложила в сторону вышивание и потупясь сидела напротив гостя.
- Кушай на здоровье, - старательно угощала Савву Аграфена Кондратьевна. - Чай, наголодались на острову том безлюдном? Ведь одни медведи там и водятся?
- А мы ели за милую душу медведей этих, - похвастался гость.
- Ведь крещенные же люди - и такую гадость едят, - качала головой и удивлялась хозяйка дома. - Неужто и Каллистрат Ерофеевич едал медведей тех?
- А то как же? Понятное дело, едал, - простодушно пояснил Савва. Самые что ни на есть лучшие средства от хвори той островной, от чего зубы шатаются, - так это медвежье сало да свежая оленья кровь!
- И кровь пить оленью доводилось? - продолжала удивляться Аграфена Кондратьевна.
Старшая дочь ее прыснула от смеха. Рассмеялась и Даша вслед за ней.
Потом Аграфена Кондратьевна принялась расспрашивать Савву Лажиева о его прошлой жизни, и когда узнала, что он круглый сирота, то жалобно, по-бабьи запричитала:
- Да и как же ты, сердешный-то, один-одиношенек по свету маешься? Ведь и головушку бедную приклонить тебе негде!
Она пыталась уговорить Савву Лажиева остаться в ее доме и погостить, сколько пожелает, но гость был непреклонен. Он от души благодарил хозяйку и, сославшись на службу у подьячего, отправился восвояси.
7
Наместник Норланда Бальтазар Бек, сопровождаемый ротмистром Пером Клементсоном, прибыл в город Рисби, где находилась в то время летняя резиденция короля Карла, когда деревья в дворцовом парке уже оделись в золото и багрянец. Гвардейский офицер, находившийся в тот день в карауле, остановил усталых всадников возле ворот, украшенных сторожевыми мраморными львами, и, предложив им спешиться, отправился докладывать королю о прибытии норландского наместника из далекой Лапландии.
Неудача с межеванием порубежных лапландских земель расстроила овлуйского державца. Он никак не предполагал, что так успешно начатая прокладка порубежных граней пойдет прахом. Всю дорогу Бальтазара Бека не покидали тревожные мысли. Он пытался предугадать, что предпримет король, и больше всего его тревожила собственная участь после того, как с позором покинул пределы Печенгской губы. Ему временами казалось, что государь лишит его дворянства, отберет наместничество и отправит служить в какой-нибудь отдаленный гарнизон в захолустье. Но на смену тревоге приходили снова обнадеживающие мысли, и он видел себя наместником всех северных земель вместе с Лапландией и Колой, где сидел на воеводстве его непримиримый враг Алексей Петрович Толстой.
Бальтазару Беку пришлось долго ждать возвращения офицера, начальствовавшего дворцовым караулом в летней королевской резиденции. Уже успели смениться часовые-гвардейцы в красных мундирах, стоявшие у парковых ворот, а караульный офицер все не появлялся. Чувство близкой беды кинуло в жар наместника Норланда.
- Похоже, нас не очень здесь ждали, ротмистр, - растерянно произнес Бальтазар Бек.
- Наверно, какие-то более важные дела занимают властелина всех шведов, - невозмутимо проговорил в ответ Пер Клементсон.
Колокола дворцового собора оповестили о вечерней службе, когда появился караульный офицер.
- Его величество король занят, - сухо сказал он. - Преславный король наш Карл примет наместника Норланда завтра утром. А до завтра вас разместят в дворцовых покоях.
Офицер приказал своим гвардейцам отвести лошадей наместника и ротмистра Пера Клементсона в дворцовую конюшню и проводил их за ворота королевской резиденции.
Королю Свеи Карлу Девятому действительно не было дела до наместника Норланда и далекой Лапландии. Его целиком в тот день занимали дела более близкие и важные, касавшиеся соседней недружественной Дании. Только недавно закончились военные действия против датских войск. Король Карл считал, что порт Кальмар датскому королю Христиану удалось захватить путем обмана и предательства. Он был в ярости оттого, что его кораблям датчане закрыли путь в Зунд и выход в океанские просторы для плавания в далекие земли. Карл неистовствовал от обиды, нанесенной ему властелином соседней державы. Он не принимал никого.
Королевская ярость не знала пределов. И не было выхода ей. Требовалась сатисфакция*. Но каким образом это можно устроить? "Король Христиан как истинный рыцарь не может не принять мой вызов, - размышлял Карл. - Но не будет ли это курьезом в глазах моих подданных? И как примут этот картель** властелины соседних держав? Не стану ли я посмешищем в глазах других королей? Нет, властелин огромной державы, с мечом в руке выступивший защищать свою честь и интересы государства, не может стать посмешищем, - думал король. - Но Христиан Четвертый значительно моложе меня, а датские короли с малолетства приучаются искусству фехтования... Но бог на моей стороне и не даст мне погибнуть... Он поможет мне покарать нечестивца, сидящего на троне".
_______________
* Удовлетворение.
** Вызов на поединок.
Карл Девятый решительным шагом мерил просторный тронный зал с высоким сводчатым потолком. У него мерзли руки, и он время от времени потирал ими, чтобы разогреть старческую кровь. Иногда останавливался ненадолго посреди зала и, пряча подбородок в куний мех воротника, задумчиво смотрел в высокое стрельчатое окно, забранное слюдой. За окном полыхали золотым пожаром двухсотлетние дубы на аллеях дворцового парка.
Сев за письменный стол, Карл придвинул к себе лист пергамента, макнул в чернила перо и стал писать.
"Ты поступил не так, как честный и христианский государь, - выводил на бумаге слова властелин Свеи, кипя негодованием к своему недругу Христиану Четвертому. - Ты нарушил мир, причинил кровопролитие и взял Кальмар предательством. Так как не помогают другие средства, я предлагаю тебе поединок, по похвальному обычаю древних готов. Ты можешь взять с собою двоих из твоего дворянства рыцарей. Я встречу тебя без кирасы и лат, лишь с шлемом на голове и мечом в руке. Если ты не явишься, я не буду считать тебя ни за честного государя, ни за воина.
Рисби. 11 сентября 1611 года. Карл".
Он запечатал письмо в конверт, скрепил его восковой королевской печатью и велел позвать надежного и верного человека, капитана фрегата "Корона" Якоба Лаппмарка.