– Работайте, Валерий, старайтесь как можно больше работать, – сказала она спокойно и строго после выражения соболезнования и сочувствия.
Пересиливая сжигающее меня горе и патологическое желание жить в нём, я сел за статью, которую должен был сдавать в редакцию, и если не удавалось включать творческие процессы в сознании, то тупо, механически писал и писал, глотая порой слёзы. Именно этот рецепт в конце концов помог выбраться из того очень тягостного состояния.
Собственная смерть сильно отличается от чужой тем, что если в первом случае ты можешь переживать и страдать только до неё, а с её приходом всё для тебя заканчивается, то во втором муки, страдания и переживания со смертью только начинаются. Они могут продолжаться очень долго, воздействуя на твою жизнь, психику, а при определённых обстоятельствах – привести даже к уходу из жизни, если не удастся найти адекватный выход из возникшей критической ситуации. Особую остроту они принимают, когда смерть близкого или хорошо знакомого человека произошла в твоём присутствии или, что называется, умер он на твоих руках.
Так уж сложилась история моей собственной семьи, что подобный тяжёлый опыт получил мой младший сын Алёша, когда ему было одиннадцать лет и он летом в очередной раз поехал с компанией друзей и родственников в горный поход на Кавказ. Помимо большого количества людей, знакомых по прошлым подобным поездкам, с ним были и наши родственники – сестра жены с мужем и его отец, старый походник и большой любитель гор Юрий Владимирович. Лёша его хорошо знал, любил с ним ходить в походы, и неудивительно, что, когда в горах вся компания разбилась на маленькие группы, чтобы отрабатывать различные маршруты, оказался с ним в паре. Они ушли довольно далеко от общего лагеря, где собирались фотографировать живописные картины гор. В этот момент случилась беда – у Юрия Владимировича произошёл сердечный приступ и он умер от него в течение нескольких минут. Ему было 68 лет, он не любил обсуждать собственное здоровье, но как-то раз сказал, что мечтает умереть в своих любимых горах. Так оно и произошло: человек ушёл из жизни без особых страданий и там, где ему хотелось. Но оказавшийся рядом ребёнок, никогда раньше не только не видевший смерти, но и не задумывавшийся о ней, конечно же, не думал об этом слабом утешении ухода из жизни близкого человека. Его добрый друг умирал у него на руках, он абсолютно ничего не мог сделать, а рядом никого не было. Оказавшись один на один с этим страшным событием, он прежде всего должен был понять, что вообще происходит, и попытаться как-то помочь умирающему человеку. Потом осознать, что случилось непоправимое, и принять нужное решение – звать старших товарищей, до которых надо было ещё добраться. Он в итоге так и поступил. Но что было с ним до этого?
Я не знаю, что пережил мой сын в те страшные минуты смерти довольно близкого для него человека, который умер у него на руках. Он этим ни с кем не делился, но наши родственники рассказали потом, что первые два дня после этой смерти Лёша безудержно и беспричинно… смеялся. То была, конечно, реакция не сформировавшейся ещё детской психики на экстраординарное трагическое событие. В последовавшие за этой смертью часы и дни, конечно же, всем было не до странного поведения подростка – надо было спускать с гор тело умершего человека, отправлять его в Москву, – а потом мой сын вроде бы успокоился, отошёл от пережитого потрясения. И это была наша ошибка в оценке последствий для него того страшного события. Нам следовало немедленно пойти с ним к психологу или психотерапевту, чтобы скорректировать его психическое состояние. Но нам показалось, что всё обошлось. Не обошлось…
Я заметил, что после той трагедии Лёша стал как-то очень безразлично и даже нарочито пренебрежительно относиться к себе, в частности к собственному здоровью. Катаясь на роликовых коньках, необъяснимо часто падал и расшибал колени, локти; в горах на горных лыжах, а затем и на сноуборде несколько раз ломал конечности. На мои настоятельные советы и просьбы быть осторожнее он почти не реагировал, и всё продолжалось в том же духе. Вот тут бы мне проявить твёрдость и любой ценой отвести сына к психологу, поскольку я, конечно, усматривал связь его поведения с пережитой смертью Юрия Владимировича, – но наши с женой намёки и разговоры об этом отметались им напрочь. Он ни в какую не хотел идти к специалисту и разговаривать на эти темы. И мы не проявили жёсткости. А в 16 лет случилось несчастье.