— Возьми это… Девочка! Возьми! И спрячь… хорошо спрячь, никому не показывай! И не говори никому, что видела меня! На, держи…
Он силой впихнул мне в ладонь кулон на серебряной цепочке. Черный каменный ромб в середине просвечивал темно-красным. Он мне сразу не понравился, но камень уже вложили в мою руку, для верности еще и пальцы сжали.
— Все, иди… дарю это тебе, прими в дар… и не показывай… не говори про меня… Принимаешь? Не выкинешь!? — Он опять схватил меня за кисть и больно сжал.
— Да принимаю, принимаю, руку отпусти!
Он послушался и обмяк, бормоча себе под нос что-то невнятное. Я машинально запихнула кулон в карман, и тот сквозь ткань прильнул к коже как кусок льда, доставив не очень приятные ощущения. Но ощущения волновали меня меньше собственной безопасности. Я быстро перепрыгнула через бортик и поспешила к городу, то и дело оглядываясь через плечо: а ну как сзади бежит этот блаженный??
Блаженный не бежал.
Вытащила камень и покрутила перед глазами. На вид красивый, да и цвет редкий. Может, он драгоценный? А насколько? Гранат? Может, редкий черный алмаз? Хм… Надо будет проверить…
Пока что, чтобы не украли, я распутала цепочку и надела себе на шею, спрятав камень за воротник.
***
— То есть как мусор!? А цепочка!? Серебряная же! Се-ре-бря-на-я! А это черный алмаз!
— Это не алмаз. — Скучающе проронил седой гном за прилавком. — Это мусор дешёвый, на приисках его пруд пруди. Думаешь, я алмаз от обычного пещерного кристалла не отличу, если его огранить и отшлифовать? А цепочка не серебряная, а стальная. Такие не беру, тащись дальше.
— Да мне уже в четвертой точке отказывают!.. — растерялась я. — Что мне делать?
— И в пятой откажут — философски заметил гном. — Не дам я за него ничего.
Я с раздражением вымелась на улицу.
Поздней ночью народу в городе, казалось, прибавилось. То ли сегодня был какой-то праздник, то ли для них просто прошедший солнечный день был поводом для сбора, но народ заполонил все свободное пространство. Жонглировали горящими шарами факиры, зазывали к себе лавочники, перебирая начищеные, сверкающие побрякушки, тетки с пирожками сновали в толпе, распродавая выпечку и смываясь до того, как ее качество успеют оценить.
Я с ужасом метнулась от сверкнувшего в пяди от виска кинжала. Жонглеры чертовы! Парень расхохотался, уверяя меня вслед, что чем-чем, а уж ножом он бы меня не тронул. Дурак.
Всюду, всюду горели огоньки: факелы, светильники в палатках, свечи у лоточниц, да и факиров было очень уж много на мой взгляд. Вокруг цыган вообще было не протолкнуться, там и гадали, и играли на барабанах с бубнами, и даже танцевали. Я бы даже приняла участие, если бы не поганое настроение.
А так, протолкавшись по рядам, я нашла лавку ведуньи (не проезжей, местной, успевшей обустроиться в отдельном деревянном домике, вплотную с палатками) и просочилась внутрь, оттеснив какую-то толстую бабу, как раз нацелившуюся на вход. Та охнула и только собралась разразиться гневной тирадой о пользе очереди и вреде тех, кто ее нарушает, как я захлопнула дверь. Я была уверена, что мое дело более срочное, чем тёткин наговор на кур, о котором она рассказывала соседке.
В лавке было темно и как-то мрачно, совсем не как дома. Единственным источником освещения были четыре свечи — по две на подсвечнике, на краях стола. С потолка мохнатыми вениками свисали пучки травы (сомневаюсь, что целебной, обычное сено для красоты) и такие же пучки вперемешку с чьими-то зубами, когтями, перьями и лапками, развешаны по стенам. Амулеты, обереги, кольца и цепочки блестели на прилавках, маленькие полки, словно чешуей, были уставлены пузырьками с загадочными снадобьями, и посреди всего «великолепия» слабо мерцал пресловутый хрустальный шар. Куда ж без него.
С противоположной от входа стены на посетителя скалилось тощее чучело волка, подкрашенного в черный цвет и выдаваемого за волкулака. Плохо выдаваемое; ни разу не видя ни того, ни другого вживую, только на гравюрах, я все равно увидела подделку.
— Сколько это стоит для магов? — Я без предисловий сунула кулон ведунье под нос. Темноволосая женщина с сильно подкрашенными сурьмой глазами и завитыми волосами, недовольно на меня покосилась, но протянула руку над столом и осторожно взяла камень. Сверкнули крашеные ногти, которым мог бы обзавидоваться вурдалак.
Женщина всмотрелась в глубину алых переливов, как завороженная, а потом с приглушенным визгом, с завидной прытью отпрянула к стене, вжавшись в нее спиной. Ни дать ни взять взъерошенная кошка, отпрыгнувшая от оскалённой собачьей морды. Камень покачнулся на цепочке и исчез у меня в кармане. Сбитая с толку ее реакцией, я попятилась.
— Где ты это взяла? — Прошипела «кошка» от стены.
— Нашла.
Она запрокинула голову и громко расхохоталась.
— Нашла… ах ты, дура малолетняя!
Злобный взгляд пригвоздил меня к двери. Отступая назад, я сама не заметила, как нащупала ее лопатками.
— Ты его украла! А теперь поздно. Уйди, унеси с собой. Никто у тебя его не купит. Сама виновата! Убирайся!
Я задохнулась от возмущения, но подавилась речью в свою защиту. Ведунья медленно наступала, я поняла, что оставаться здесь небезопасно, и потянулась к дверной ручке. Вслед мне полетел шепот, хотя я могла и ослышаться.
— И скоро придет к тебе хозяин…
Я вздрогнула, но не вернулась. Сумасшедшая ведьма, сумасшедший путник… многовато слишком тронутых, впору в собственном рассудке начинать сомневаться!
Кара ждала меня уже за порогом.
— Вы тока гляньте, какой умник! Меня отпихнул и внутрь! Паршивец, да я тебе! — Гусыней загоготала тетка, за неимением крыльев размахивая широкими рукавами.
Меня уже довели. Я скинула капюшон и мрачно уставилась на женщину. В зрачках заплескалось пламя. Та охнула и отскочила, а я пробралась сквозь толпу и исчезла из ее поля зрения.
— Ведьма поганая! — Раздалось над толпой, но на это никто не отреагировал. Привычные, небось, что женщины друг дружку ведьмами и упырицами зовут. Кстати, о ведьмах, той тете сейчас будет оказан теплый прием раздраконенной мною ведуньи. Знать бы, что это так ее разозлило и напугало. И ведь не сказала, зараза, а еще раз войти в ту лавку? Бр-р.
Я сжала руку в кармане в кулак, поймав камень, и прислушалась к далекой воде. Слева пахнуло свежим ветром, и я, старательно пробормотав про себя заклинание отвода глаз, наложенное тетей на подаренный браслет (в такие праздники самая пожива городским крысам — и я сейчас не серых зверьков имею в виду), стала пробираться в том направлении.
Едва не заблудившись в тесных переулках (кроме прямого вектора, еще бы карту с подробным маршрутом и отметкой моего местонахождения!) я наконец выбралась на причал. Берег широкой, судоходной реки был утыкан мостками, как старый камень под водой — водорослями. Открытое пространство меня не вдохновляло, и я обогнула деревянные надстройки, спустившись к самой воде.
Темная вода приласкалась к пальцам, остудив разгоряченную кожу. Я встала, еще некоторое время постояла, глядя на ленивые волны. Потом размахнулась и зашвырнула камень как можно дальше.
Темной точкой амулет полетел вперед, увлекая за собой сверкнувший хвост цепочки. Я спохватилась, что нужно было ее отцепить и заложить — хоть клок с паршивой овцы! — но поздно. Всплеск, будто рыба ударила хвостом — и все. Я облегченно расправила плечи, как будто гранитный валун с них сбросила.
Тётя давно вдолбила мне в голову, какие проблемы можно огрести, таская с собой неизвестный чужой артефакт. А в том, что это именно он, сомнений уже не возникало. Так что ну его к черту, как-нибудь прокормлюсь сама. А пока пойду и все-таки куплю чего-нибудь съестного. Может, и к празднику присоединюсь, там вроде на площади танцы у костра!
***
Найти хоть какую-нибудь работу в городе, крупнейшей торговой точке — недаром расположился у реки, вырастив громадный рынок в середине — оказалось труднее, чем я думала. Рано я ушла из дома, рано! С тетей мы уживались плохо; просто не сошлись характерами. Мне не нравился ее контроль — вечно она права, даже Клеона умудрялась шпынять! Ей — не нравились мои вспышки по любым, как она считала, мелочам.