Выбрать главу

Джек Коннел

Путь в неведомое

(Кулл)

(«Северо-Запад», 1999, том 3 «Кулл и клинки Лемурии»)

* * *

В столице Валузии третий день шли грандиозные празднества. Вообще-то их размах не соответствовал поводу — легкой победе над племенами воинственных дикарей, вторгшихся в отдаленные горные районы королевства. Внезапно вспыхнувшая война окончилась столь же стремительно, сколь и началась. Захватив в Пасиене и Туне богатую добычу, плохо организованная орда разбойников замешкалась, переправляя обоз через своенравную речушку Хинта. Здесь и настигли их основные силы валузийцев, которые уничтожили врага в мгновение ока. Но, учитывая, что в сражении королевство не потеряло ни одного воина, да и раненых оказалось совсем немного, государственный Совет постановил достойно отметить окончание войны, чтобы такая яркая победа навсегда осталась в памяти как самих валузийцев, так и всех их возможных врагов.

Денег на торжества решено было не жалеть. Помимо казнь; свою лепту внесли многие представители знати и купцы, устроив ви дворах обильные застолья или просто выкатив на улицы бочки с вином. Не осталось в Валузии жен щипы, которая бы не извлекла из заветного сундучка самые богатые украшения и не надела бы лучшие наряды. Не было в эти дни мужчины, который бы не постарался показать, что он воин и герой.

На главной городской площади с утра до вечера развлекали зрителей искусство съехавшиеся отовсюду музыканты, лицедеи и фокусники, заставляя их одобрительно гудеть и ухать от восторга. Ближе к полуночи, когда вместо пестрых воздушных змеев в небе появлялись холодные бесстрастные звезды, на внешней крепостной стене зажигали несметное количество факелов. Багровый отсвет ложился на древние выщербленные мостовые, помогая припозднившимся горожанам поскорее вернуться к родному очагу. Валузийцы крепко засыпали в объятиях любимых жен и верных подруг, восстанавливая силы, чтобы наутро продолжить веселье.

Король Кулл, с утра в задумчивости восседавший на троне, лениво зевнул. Празднества утомляли, а не радовали его. Чересчур легкая победа разочаровала короля, который надеялся потешить себя хорошей схваткой с серьезным противником. Правая рука атланта то и дело сжимала кубок, словно то была рукоять меча, а вместо того чтобы провозгласить тост, ему хотелось издать неистовый боевой клич. Однако сейчас искру, короля находились не и с тошно вопившие о пощаде дикари, а сановники и иностранные послы. Они чинно сидели за приставленными друг к другу широкими столами, накрытыми белоснежной скатертью с ниспадающей до пола бахромой. На столах теснились чаши, кубки и кувшины, а полуобнаженные молодые рабыни внимательно следили за тем, чтобы туг же заменить любой из опустевших подносов на новое изысканное блюдо. Гости, соблюдая приличия, ели и пили мало, и каждый неотступно следил за взглядом Кулла и, поймав его на себе, почтительно склонял голову.

— Новая победа Валузии!… Великий король Кулл!… Его доблестные воины!… Мы не сомневались в несокрушимости… — монотонно бубнил очередной, на сей раз талунинский, посланник.

Грузный и широкоплечий, он скорее походил на мясника или капитана гребной галеры, чем на дипломата. Куллу всегда было трудно вникнуть в суть его речей, произносимых вперемешку со свистом и шипением. Дело, впрочем, свое он знал отменно, вел интриги только через подставных лиц и не скупился на мзду королевским чиновникам.

Соблюдение этикета стоило талунинцу гораздо больших усилий. С трудом закончив речь, посол облегченно вздохнул, откланялся и взмахом руки подозвал слуг. Те подтащили поближе к Куллу огромный отделанный драгоценными камнями сундук и торопливо открыли его. Ослепительно заблестела золотая и серебряная по суда, а диковинные хрустальные вазы и канделябры из нефрита сразу выставили для всеобщего обозрения.

Восторженный гул пронесся по залу. Королю пришлось изобразить на липе довольную улыбку и даже приподнять кубок, глядя в сторону талунинца. Но желания выступить с ответной речью у него не возникало. Предоставив эту честь главному советнику Ту, Кулл наконец-то встал с трона и прошел на смотровой балкон.

Внизу, под полуденным солнцем, шумела и переливалась яркими красками городская площадь. Сверху лаже трудно было себе представить, сможет ли втиснуться в человеческий водоворот еще один желающий развлечься. Толпы заполняли и другие видимые из дворца площади и улицы. Почти из всех печных труб поднимались узкие струйки дыма: хозяйки не знали отдыха, приготовляя снедь, которую по случаю праздника раздавали бесплатно. С балкона столица казалась гигантским муравейником.

«Вот ведь старая лиса! — подумал вдруг Кулл, вспомнив перекошенное от напряжения лицо талунинца.- Не очень-то умеет врать, но делает это каждый день. Конечно, ложь — это его оружие. Но зачем ему сейчас так рассыпаться передо мной в похвалах? Талунин поначалу немного впал в панику, когда до него докатились явно преувеличенные слухи о нашествии какой-то необузданной орды дикарей, но ведь потом все быстро разъяснилось. Жалкая кучка головорезов, нагруженная награбленным добром, даже не смогла оказать настоящего сопротивления. Талунинскому послу хорошо известно, что сражение с разбойниками больше походило на учебную разминку, но он упорно превозносит мои воинские заслуги в этой схватке как особо выдающиеся и доселе невиданные. Интересно, он с детства любил привирать или стал обманывать только тогда, когда поступил на государственную службу? Надо будет спросить у Ту, обучаем ли мы вранью своих послов.»

Как всегда, бесшумно подошел Брул и поставил на широкие перила два кубка с вином.

— Не нравятся дары Талунина? — с улыбкой спросил он.- Напрасно. Еще пара таких шкатулок — и мы окупим расходы на праздник. Старый скряга Ту умрет от счастья.

— Казна — его забота,- мрачно отозвался Кулл.- Видите ли, «пусть армия отдохнет, а народ повеселится». Клянусь Валкой, я не понимаю этого. Разве испытывает счастье крестьянин, зарезав к зиме барана? Мы как дети, ликующие оттого, что попали камнем в крысу или бродячую кошку. С каким наслаждением я выпил бы вино, сдобренное кровью поверженного врага, и закусил бы его еще бьющимся сердцем!

Брул пристально взглянул на него. Лицо короля побагровело, а пальцы непроизвольно сжались в кулаки. Перед Копьебоем стоял уже не утомленный долгим пиршеством властитель, а великий и безрассудный воин, неустрашимый полководец, взирающий на вражеские колонны. Пурпурный плащ не мог скрыть могучую мускулатуру и широкую грудь атланта, стальные браслеты на руках, казалось, вот-вот разорвутся под напором вздувшихся сухожилий. Золотая диадема на голове сияла в лучах солнца, придавая королю сходство с богом войны.

Сделав маленький глоток вина, Брул постарался успокоить друга:

— Ты велик и могуч, Кулл. Ты негодуешь, как тигр, охотившийся на марала, а поймавший зайца. Но там, внизу, простые люди. Мальчишками они мечтают отличиться на войне, и многие позднее добиваются этого. Но все-таки главное для них — вернуться домой живыми. Это их забота и счастье. Ты великий, а они простые. Оттого сейчас и веселятся. Каждому свое.

Вспышка ярости у Кулла прошла. С досадой махнув рукой, он лишь спросил:

— А что дано королю Валузии?

— Королю Валузии дана почетная обязанность присутствовать на правительственных приемах,- рассмеялся в ответ пикт.- Скучно выслушивать лживых льстецов, но надо, король. Сейчас тебя будут приветствовать купцы, торгующие медью, затем толкнет речь придворный звездочет, который покажет расположение планет, после звездочета выступят лемурийские танцовщицы. Дальше не помню. Надо идти, король. Еще пара сундуков…

— …И я разгоню всю эту братию! — скрипнул зубами атлант.- Надоело! Спрячь меня где-нибудь, Брул.

Копьебой и сам порядком устал, скучая за столом. Хотелось просто размять ноги.

— Договорились,- задумчиво произнес он.- Я тебя спрячу.

Несколько мгновений они молчали, погруженные каждый в свои мысли, затем пикт с лукавой усмешкой искоса взглянул на короля:

— Иди в свои покои и переоденься попроще, Кулл. Я скоро приду за тобой.

* * *

Дзин, дзин, дзин, дза-а… Юный музыкант старательно перебирал струны инструмента, немного напоминавшего кифару. Вряд ли кто в шумной толпе мог услышать эту музыку, но Кулл, к удивлению Брула, остановился возле юноши и бросил к его ногам медную монетку.