А где Тир?
Колебания контура регистрируют присутствие в выделенном ему отсеке.
— Давай, детка, давай! Да… Да…
Погружённый в электро-нейронное опьянение, Тир бредит мечтами. Бег от реальности. Что ж. Боец-берсерк, способный в одиночку удерживать становой арт-пост, не может не бежать. И, когда нет к чему, стоит бежать отчего-то.
Браво, «Барсы». Рукоплещу. Выбор Императора справедлив. И Миссии тоже.
«Погребок» сломался. Дверцы ходили туда-сюда, но поднос в шахте так и не появлялся.
Скир, дежурный по обеспечению, ругнулся, помянув все чёрные дыры сектора, и направился на технический ярус. Короткая дорога пролегала через десантный отсек. Тот, в котором тянулся грузовой ров и качались саркофаги.
Выйдя на неровный карниз яруса, солдат включил фоновый фонарь на груди и замер. Темно. Только из жилых коридоров идёт свет. Да едва заметное освещение дают плато индикаторов безопасности на потолках всех помещений. И их тусклый красноватый свет выхватывает из тьмы контуры ближайших саркофагов. Сальный блеск и едва уловимое движение воздуха создают ощущение притихшей жизни. Скир сжал кулаки, заставляя себя двигаться. С рыком мотнул головой. И пошёл. По краю карниза вдоль дверей до угла, полного густой темноты. В неярком свете фонаря нашарил оставшийся когда-то нетронутым столб экстренного спуска. Встал на лифтовый диск. Активизировал систему, и диск плавно заскользил вниз. Ярус. Второй. Третий. Ничего не видно. Только чувствует кожа, как мимо проносятся белые зубы каркаса пролётов.
Дёрнуло. Диск заскрежетал и резко застопорился между пятым и шестым ярусом.
— Чёрт!
Скир наугад потыкал в кнопки управления. Ни вниз, ни вверх. Оставалось только одно. Боец набрал побольше воздуха, прошептал краткую молитву и прыгнул на пятый ярус. Упал. Одёрнулся от бездны за спиной и оказался прямо над саркофагом. Свет фонаря, казавшийся тусклым наверху, здесь, в полной темноте, достаточно освещал всё окружающее. Достаточно, чтобы лучи проникали сквозь оболочку и оттеняли контур тела. Размазанные в неопределяемое месиво ноги и…
Не свет стал ярок, не мир красок поменялся, но что-то случилось такое, что образ проявился. Саркофаг стал прозрачен и почти невидим. А тело…
— Сотри меня чёрное горнило! — Скир вздрогнул, узнав товарища. — Даси, дружище! Как же тебя размазало-то…
Скир шагнул ближе, заворожено всматриваясь в знакомое лицо. Анатомический скафандр не скрывал навсегда сведённых судорогой черт. Казалось, что голову Даси запекли, и теперь она стала прозрачнее, морщинистее и одутловатее. Открытый рот перекосило так, что сразу не понять — то ли челюсть вывихнута, то ли умерший застывал, лёжа на боку.
Фонарь мигнул.
И мёртвый в силиконовом саркофаге дёрнулся.
— Твою мать!
Скир отскочил к краю. Реагирующий на гормоны в крови скафандр активизировался. По рукам заструились трубки. Жерла портативных фаертонов застыли у указательных пальцев — укажи цель, и оружие начнёт плеваться гремучей смесью. Подтянувшись из аппаратного рюкзака на живот, раскрылась кобура лучемёта. Скир облизал губы и, не отрывая взгляда от мертвеца, начал обходить покачивающийся саркофаг.
— … священное солнце и земля ждут тебя, спящий в невесомости меж жизнью и смертью, и душу твою упокоят, когда…
Справа почудилось движение. Скир резко обернулся.
Раздетый до исподнего пехотинец стоял в двух шагах от него. С голубоватого тела стекала кусками расплавленная жирная оболочка.
— Скир, — позвал он знакомым голосом, — Мы ждали…
— Аааа!..
…
У меня засвербело в висках — сквозь сосредоточенность на контуре, прорывался вызов «Снега»:
— Даяр, тревога четыре-ноль. Нападение на груз. Информация обрабатывается. Статистика: двадцать два выстрела фаертоном. Поправка: двадцать два фаертоном и один лучемётом…
«Снег» зажег прожектора на нижнем ярусе десантного отсека. Только это позволило добраться до центра завала.
— Не понимаю… Зачем он пошёл в мертвецкую? — Ал привычно сунул в рот ментоловую палочку и стал нервно рассасывать. Аромат мяты необычно сильно ударил по ноздрям, сбив запах пыли.
— Снимите его оттуда, — сухо приказал декан.
Бойцы, страхуя друг друга, начали карабкаться на гору мусора. У подножья остались только я и десятник. Одинаково скупые на движения и эмоции.
Наверху на прогнувшихся листах обшивки застыл Скир. Скафандр в ожидании погребальной команды исправно трассировал красным — «мёртвый!». Крови не было. Вся стекла в завал. Только оставила ветвистые следы на пыльных глянцевых листах.