Глава 4
Мокей вымахал почти под два метра, был силен, с накачанными бицепсами и взрывным характером. Его любовь подраться стала угрозой не только для ближайших улиц, но и для всего района. Бросив школу еще в восьмом, он занимался перепродажей краденого барахла. Тезиковка была для него вторым домом, где он играл по-крупному со своим верным сотоварищем Самарой. Правда, со дня на день Мокея могли забрать в армию, и тогда хорошо отлаженный бизнес мог развалиться. Мокей было решил косить под дебила, но Самара отговорил, мол, так не бывает, был нормальный на медкомиссии, а тут на тебе – дебил. Тут так упрячут в дурдом, что сроду оттуда не выйдешь и действительно чокнешься. Есть вариант получше, надо его только обмозговать, а ты иди и служи, мы тебе освобождение устроим по полной и без сумасшедшего дома.
И Мокей пошел служить. Проводы растянулись почти на две недели, пили так, что, пожалуй, весь район знал о призыве Мокея, потому как, напившись, Мокей начинал ко всем приставать и всех задевать. Если кто-то выказывал свое недовольство, начиналась драка, били не сильно, а так, для острастки, ведь свои же. А еще напоследок Мокей попортил пару девок. Он и без того был тот еще «жеребец», и девчонки к нему льнули, а тут. Когда еще испытаешь наслаждение близости, ведь уходишь черт его знает куда на два года. В общем, вдоволь погуляв, Мокея отправили в стройбат, который дислоцировался в казахстанской степи, где до ближайшего поселка была почти сотня километров. В сильном хмельном угаре призывники расселись по вагонам и потом еще двое суток, пока добирались до части, пили и закусывали снедью, приготовленной заботливыми родителями. По прибытии в часть «молодых» поместили в отдельную казарму на «карантин» до принятия присяги. Здесь хорошо накачанный и умевший подраться Мокей почувствовал силу власти, унижая тех, кто был слабее его. Но всему приходит конец, после принятия присяги Мокей оказался во взводе со старослужащими, здесь только старики устанавливали порядки, а Мокей попытался что-то вякать против них. Расплата не заставила себя долго ждать. Ночью Мокея подняли и отвели в уборную, там пятеро не менее накачанных «стариков» стали вправлять Мокею мозги. Хотя Мокей привык к ударам в драках, тут, кувыркаясь и корчась на полу в соплях и крови, он только жалобно скулил о том, что все понял и чтобы его больше не били. Так Мокей получил свой первый армейский урок и усвоил, что главные командиры для таких как он салаг – «старики», потому что даже сержанты, отслужившие по полгода и окончившие сержантскую школу, боятся с ними конфликтовать. После этого урока Мокей попал в санчасть, где, как заклинание, повторял лишь одно, что поскользнулся и упал в подсобке столовой, а на него со стеллажей свалились котлы и кастрюли. Из санчасти Мокей вышел тихим и теперь качал права только перед такими, как он, салагами, всячески подыгрывая и угождая «старикам».
Тем временем Самара уговорил молоденькую телеграфистку, и в расположение части, где служил Мокей, полетела телеграмма, заверенная якобы врачом, о том, что мать Мокея попала под поезд и теперь в тяжелейшем состоянии просит приехать Мокея проститься. Мокей пошел с этой телеграммой к командиру и попросил краткосрочный отпуск. Командир, конечно, поворчал, но не зверь ведь – мать, и отпуск дал. Всего с учетом дороги вышла неделя, и Мокей засобирался домой. Весь вечер Мокей шатался по части со скорбным видом, куря сигареты одну за другой и громко вздыхая. Даже «старики» его не трогали, сочувствуя горю. Утром Мокей отправился в областной центр, из аэропорта которого летали самолеты до Алма-Аты. Из Алма-Аты Мокей должен был лететь до Ташкента. До отправления рейса на Ташкент оставался еще час, и Мокей, чтобы скоротать время, зашел в ближайший к порту магазин, где купил бутылку водки. Еще в магазине Мокей заметил какого-то бомжа, который жадным взглядом провожал бутылку, купленную Мокеем, когда тот укладывал ее в чемоданчик. Мокей вышел из магазина, бомж последовал за ним и, приветливо улыбаясь, вдруг проблеял – да, именно проблеял, потому что речь его напоминала блеянье барана: «Солдатик, а с водкой тебя в самолет не пустят, лучше ее сейчас выпить». Ба! Да ведь он прав, с недавнего времени ввели шмон багажа, и с водкой в самолет не пустят, придется ее пить здесь. Бомж, которого звали Васей, достал из кармана плавленый сырок, и под эту закусь они с Мокеем раздавили бутылку прямо «из горла». То ли от выпитого, то ли от предстоящих отпускных дней, но настроение Мокея настолько улучшилось, что он готов был сейчас громко запеть или пуститься в пляс. Наверное, так все бы и произошло, но перед зданием аэровокзала появился военный патруль. Этого еще не хватало: встреча с патрульным, да еще и с запахом спиртного, была для Мокея совсем нежелательна. Хорошо, что рядом был Вася. Мокей в двух словах объяснил Васе ситуацию, и тот мгновенно все поняв, решил сыграть роль «сердобольного родственника», поспешив к посадочному входу. Конечно, патрульный офицер обратил внимание на Мокея, но «родственник» Вася был столь убедителен, так достоверно пускал слезу и корил себя за то, что уговорил Мокея выпить за умирающую мать, что он сжалился над Мокеем и его добрым родственником и лично проводил до трапа самолета.