— Зря ты тащил конину так далеко, — сказал Тотигай.
— Ещё не хватало мне жрать кентавра, — буркнул я. — Как-нибудь обойдусь.
— А я один раз пробовал, — похвалился кербер.
Чудище лежало завернув под себя одну руку. Вторая оставалась на виду и выглядела совсем как человеческая, только была покрыта жёстким конским волосом. Ну и торс тоже…
Торс обезьяний, волосатый, крепкий, с мощными грудными мышцами. Морда, конечно, отвратная. Пасть с выпирающими зубами, широкие ноздри, длинная жилистая шея. Копна волос на голове, растрёпанная спереди, сзади собрана в пучок ремешком из кожи. Низкий скошенный лоб, глубоко посаженные глаза… Человеческие глаза. Нет, не смог бы я его съесть.
Я знал, что при жизни он мог ржать как жеребец и умел говорить по-нашему чище, чем Тотигай. Ибогалы специально учат кентавров земным языкам. Психологический приём, наверное. Я не впечатлительный, но во время схваток с ними жутко слышать, как они вопят по-китайски или матерятся на русском. Они же допрашивают пленных. Особенно любят женщин, и я ещё не слышал, чтобы хоть одна из них осталась живой после допроса.
Выглядят кентавры тошнотворно. Нукуманы со своими раскосыми глазищами, повёрнутыми на сорок пять градусов относительно линии горизонта, живыми косичками и безобразными шишками на голове, тоже далеко не красавцы, но нукуманы ведь другая раса, как и яйцеголовые. А вот эти…
Век бы не видать кентавров.
Тотигай понимающе посмотрел на меня и спросил:
— Трофеи же не станем брать? У нас и так полный воз.
— А что тут брать? Лук его, что ли? Секиру? Седло? Кому они нужны… У нукуманов ничего брать нельзя, потом хлопот не оберёшься.
Шишкоголовые хоронят своих вместе со всем, что принадлежало им при жизни, распространяя право собственности на покойников как на живых. Человек, берущий что-либо у мёртвого нукумана, просто-напросто ищет неприятностей на свою голову. Именно поэтому мы не забрали ничего с убитых гидрой скакунов. Мясо не в счёт. Поди разбери, кто его съел. Сбруя — дело другое. Ведь можно было её спрятать рядом, в мехране. Но её потом никто не купит. Побоятся. Нукуман, увидев чужака в седле, принадлежавшем его тринадцатиюродному племяннику, даже посреди нашего поселения снесёт наглецу голову не задумываясь. И плевать ему, что потом люди сделают с ним самим. А в нукуманские края заехать со старыми клеймами на ихних причиндалах или совсем без оных — это уж точно верная смерть.
Мне и вовсе не с руки нарушать обычаи шишкоголовых. У меня полно друзей среди них, и вообще они отличные ребята. Тотигай не столь щепетилен, но, с другой стороны, из даров цивилизации ему ничего и не нужно, кроме ибогальских галет. Всё остальное добро, прежде чем обменять его на галеты, нужно тащить как минимум до Харчевни. Вьючить сами себя керберы не могут, а в зубах много не унесёшь. Да и бежать несколько дней подряд с раззявленной пастью по пустыне — это, согласитесь, занятие, от которого постарается увильнуть любое разумное существо.
— Хочешь их похоронить? — спросил Тотигай.
— Творящий дела милосердия войдёт в Обитель Бога, — ответил я нукуманской присказкой. — Давай сделаем? Не облезем поди. А их родственникам было бы приятно.
Для керберов «милосердие» не более чем пустой звук, однако Тотигай помог мне воздвигнуть над телами нукуманов небольшую каменную груду — тагот. Камни поменьше он приносил в пасти, большие ворочал передними лапами и, приседая на задние, укладывал на место. Но чаще просто подкатывал поближе к будущему захоронению и предоставлял остальное мне. Лапы керберов прекрасно приспособлены для драки, а для работы — совсем никак. Пальцы слишком короткие, а стоит попытаться сжать их в некое подобие кулака, как из пазух сразу же выдвигаются когти. Несмотря на это, Тотигай старался изо всех сил. Нет, всё-таки он не похож на своих сородичей. Любой другой кербер просто уселся бы рядом и смотрел.
— Яйцеголовые знали, что нукуманы появятся здесь, — сказал я между делом.
— Они могли поджидать кого угодно, — возразил Тотигай. — А когда на засаду напоролись нукуманы, решили не привередничать. В первую очередь им требовались кони. Вдвоём они не уехали бы далеко на одном кентавре, а для ходьбы пешком эти потомки дьявола плохо приспособлены.
— Может, и так, — не стал спорить я. — Но мне кажется, что нукуманы гнались за яйцеголовыми. А ибогалы знали, что за ними погоня, вот и захотели решить разом обе проблемы.