Малиновое густое точно кисель марево, в котором, вяло двигая множеством лап, плыли сгустки чего-то фиолетового, похожего на сто раз пережеванную жвачку. Да и его автомобиль немало изменился внешне напоминая больше помесь ракеты и каракатицы, только внутри салон оставался практически тем же самым.
Он был во сне. Снова. Хотел того или же нет, но уже был здесь. Глеб сосредоточено выдохнул, стараясь прийти в себя, осмыслить дальнейшие действия. С трудом представлял как возможно было выбраться оттуда, где находился, а уж тем более каким-то образом отыскать Марину, которая по сути опираясь на слова Самохиной должна была еще быть жива и существовать во снах. Даже думать об этом казалось верхом сумасшествия, но необходимо было отталкиваться хотя бы от чего-то, чтобы и вправду не свихнуться. Поэтому, приняв за основу объяснения бывшей одногруппницы Ивлев начал мозговой штурм возникшей проблемы.
Внезапно опомнился и начал шарить по карманам в поисках камня, осознав, что если он уснул - нет гарантии что окажется у него. Все было пусто, зато на панели сам собой проявился овал бирюзы на серебряной цепочке, отливая мистическим сиянием. Неуверенно коснулся его рукой, боясь, что видение испарится так же как и появился, но нет, он был таким же как и в реальности - чуть прохладным, твердым. Покрутив его еще немного в руках, Глеб убедился, что накопитель никуда все ж пропадать самовольно не собирается. В итоге не придумал ничего лучше, как просто нацепить его себе на шею, чтобы в дальнейшем быть уверенным в том, что не потеряет.
Вялость "жевательных резинок" мерно плавающих перед стеклом навевала сонливость. Не без трепета медленно повернув ключ в замке, сглотнул, прислушиваясь, но единственное, что удалось различить, так это мягкую вибрацию под собой. Двигатель, если он конечно был в этом чудном агрегате, урчал точно ласковый котенок, протяжно, дрожаще. Гораздо сложнее оказалось с управлением, потому что руль оказался непригодным ни для чего иного, только чтобы за него держаться, вцепившись до побелевших костяшек пальцев. А сделать это было просто необходимо: как только Ивлев осторожно надавил на одну из двух педалей по идее долженствующей носить роль газа, "недоракета" понеслась чуть ли не со скоростью звука, разрывая своим носом-острием вязкое марево.
Казалось, это розовое месиво никогда не кончится, он все летел и летел, а может точнее будет сказать плыл, а потом как-то вдруг выпал оттуда, рухнув прямо на песок с высоты не меньше чем несколько метров. Как ни странно, после падения ничего не болело, Глеб с трудом выбрался из покореженной машины, внимательно оглядываясь вокруг. Ничего кроме песка и палящего над головой солнца поначалу не заметил, да и "кисель" куда-то пропал, точно его и не было. Впереди простиралась бескрайняя пустыня, по которой ему предстояло пройти неизвестно сколько.
Ивлев не без сожаления перевел взор на потерявший пригодность в песках агрегат, всерьез расстроившись от того, что не сможет преодолеть все это бесконечное расстояние благодаря нему. Ничего похожего на бутылку с водой у него не наблюдалось. С тоской подумав в последний раз о том, как бы было замечательно если "недоракета" превратилась во что-то полезное типа хотя бы квадрацикла, как та тут же подчинившись его мысленным призывам начала преображаться. Причем именно такого какой был нужен, с широкими колесами способными проехать по рассыпчатой песчаной площади, бесстрашно преодолеть барханы.
С радостью усевшись за руль, он однако не без опаски поворачивал ключ в замке, страшась любого подвоха, которого так неожиданно могла подкинуть ему эта машинка. Обошлось, все в квадрацикле работало, как того следовало ожидать, только это путешествие оказалось до безобразия коротким, так как буквально преодолев один единственный бархан, и чуть было не натолкнувшись на изможденного работой странника в одной лишь набедренной повязке, из последних сил пытавшегося что-то откапать скрюченной истертой до дыр лопатой в груде песка, Глеб внезапно оказался на широкой заасфальтированной дорожке у трехэтажного светлого здания.
И тут дикий ужасающий душу женский крик заставил его внутренне содрогнуться.
- За тот край! - гаркнул хлипкому напарнику здоровенный парень, облаченный в форму санитара, вытаскивая из "скорой" носилки на которых разрывалась от стенаний и криков беременная баба лет этак около сорока.
Ее тихо пыталась успокоить молодая девушка в беленьком халате, в то время как водитель флегматично наблюдал за извлечением пациентки, расслабленно пожевывая фильтр раскуренной сигареты. Ивлев как-то сразу растерялся, совершенно не понимая как он здесь оказался и что такое вообще происходит. Очередной протяжный рев роженицы лишь добавил страха в его растревоженное сознание, но не отрезвил.
- Доктор! - резко выкрикнула она, неизвестно как успев извернуться на носилках и ухватить его за руку. - Не оставляйте меня, пожалуйста.
Хватка у нее была невообразимо сильной для женщины особенно, такую бы стоило иметь боксеру или грузчику. Об этом подумал Глеб, еще только сильнее растерявшись от ее столь внезапной просьбы, и видимо потому безвольно следуя за носилками. Белый халат медленно колыхался при ходьбе, на шее болтался неизвестно откуда взявшийся стетоскоп. Только в преддверьях въезда в родильное отделение, чуть не ополоумев от какофонии бросившихся в его уши криков будущих мам, ему удалось оторвать цепкие пальцы роженицы от своей руки.
И вот тут началось невообразимое, вокруг них набралось десяток, а то может и сотня людей, преодолеть плотное кольцо которых, сжимавшее их все больше вокруг носилок, оказалось невозможно. Роженица истошно закричала, санитары прикрутили ее резиновыми ремнями к каталке, а фельдшерица, во всяком случае Глеб решил, что это была именно она, вооружившись каким-то тесаком начала с ловкостью маньяка резать одежду на пациентке.
- Тужьтесь, тужьтесь, - сладким голосом вещала она.
И прежде чем Глеб успел хоть как-то вмешаться острие коснулось огромного будто раздувшегося как большой воздушный шар пуза и тот сдуваясь с тихим свистом, выбросил из себя тучу цветных экзотически ярких бабочек. Они трепетали своими изумительными прекрасными крылышками, летали над всем этим действом, садились на людей и медперсонал. А роженица счастливо плакала, тут же принявшись давать каждой имена, неизменно добавляя при этом отчество отца.
Ивлев же почувствовал себя при этом до странности двояко: ему одновременно была понятна радость женщины, и в то же время по телу бродили мерзкие мурашки от всего этого странного зрелища. Он быстро сделал шаг в сторону, в очередной попытке уйти, но на этот раз его уже некому было задерживать, все люди, а так же остальной медперсонал куда-то исчезли сами собой. Да и родильный дом больше не походил сам на себя, скорее это была какая-то светлая абсолютно пустая комната со стоящими в центре носилками, края которой слегка подрагивали и расплывались в очертании.
Решив, что это граница видения, во всяком случае именно так Глеб теперь называл про себя все эти странные места куда попадал в своем сне, он двинулся в ту сторону. Не слишком уверенный в себе, он все же легонько коснулся стены пальцами. От них тут же побежали волны, мелкие, быстрые, как от камушка брошенного в пруд. Ни холод, ни тепло он не ощутил при этом, да и вообще, только сейчас осознал, что в основном воспринимает окружающий мир двумя органами чувств: слухом и зрением, впрочем, с его стороны для сновидения это было вполне характерно, если не сказать правильно.