Я еще немного побеседовал из вежливости с некоторыми из присутствующих. Послушал несколько забавных историй, что рассказывал пассажирам господин Ортанг, и когда стюард уведомил, что начинает развозить ужин, поспешно скрылся у себя в купе. В коридоре я так понял, остались только вдова управляющего и внимательно ее слушавший не запомнившийся мне седовласый пожилой человек своим видом напоминающий мне тоже офицера-отставника.
Чтобы убить время в купе я не придумал ничего лучшего, как приняться за дневник, который обязан вести каждый следователь по особым делам. Прошитый дневник, еще даже не заполненный, уже обладал грифом "секретно" и был постранично пронумерован и в конце пропечатан.
В дневнике положено было излагать итоги дня - сделанную работу, законченные дела. Поощрялись мысли изложенные на бумаге. Во-первых, и сам мог, перечитав вспомнить, о чем думал в ходе расследовании, во-вторых, твои упущения может заметить начальство. И хотя ведение дневника было сродни ведению корабельного журнала, в котором учитывалось все, специалисты управления откровенно ленились писать что-то более чем итоги своих расследований. Оно и понятно, отданный на прочтение дневник может послужить причиной замечаний со стороны руководства. Мне было, нечего боятся. Ну, кто, зная мой послужной список, будет придираться к моим "мыслям вслух". Да и будут придираться и что? Кто не работает - того не едят. А я работаю, и ко мне всегда можно прицепиться. Правда пока я работаю хорошо, никто и не подумает докапываться до моих мемуаров. Введенный первоначально как постоянная проверкам грамотности сотрудников дневник стал "вещью в себе". Я даже читал дневники своего отца, заполненные убористым подчерком. Многое я стал понимать в отце лучше. Правда я так и не видел дневников с грифом совершенно секретно. Такие вещи в управлении не хранятся. - Они сразу увозятся в Тис на вечное хранение.
Заполнив две страницы данными о снаряжении и о начале поездки, я отложил дневник и, взглянув на часы, направился к господам офицерам. Я редко предавался игре и тем более на деньги, но это дело было мне не чуждо. Просто компания не подбиралась достойная и душевная. В тот раз все прошло на славу.
Играли азартно. С чувствами и легкой перебранкой, что только добавляла азарта игре. Очень много пили. Стюард, которого будили попеременно господа офицеры, казалось, истратил на нас все запасы вагонного бара.
Только под утро офицеры занесли меня в мое купе или, как они называли, каюту. Благородно они помогли мне раздеться и удалились, оставив меня наедине с чуть слышным перестуком колес на стыках. Я отлично выспался, что со мной бывало редко даже дома.
Утром, посчитав проигранное из одного кармана и сравнив с выигранным в другом кармане, я пришел к выводу, что если учесть выпивку господ офицеров, я остался при своих. Ситуация меня порадовала. Это притом, что ночью я не мог самостоятельно добраться до постели. Я был не прочь повторить такую игру.
Хотя утром я и чувствовал себя превосходно, мой внешний вид оставлял желать лучшего. Помятое лицо, мешки под глазами и ужасный запах изо рта. Понимая, что в таком виде мне не стоит появляться, не то что перед девушками, но даже перед господами офицерами, наверняка выглядевшими лучше, чем я, я пытался привести себя в норму. К выходу во внутренний коридор я готовился довольно долго. Кроме завтрака стюарду пришлось принести льда, коим я почти безуспешно пытался свести мешки под глазами. Потому массировал лицо разгоняя кровь. Сделал зарядку при чуть открытом окне в двери. Немного потренировался с оружием. Не стреляя, а просто, фокусируя взгляд на дальней цели, и проворачивая барабаны курками.
К обеду ко мне постучался господин Кронг и словно мы вчера породнились достаточно нахально вытащил меня в свет, поторапливая и требовательно восклицая с усмешкой, что меня давно все ждут. Кто все, я так и не понял, но пошел за ним в салон-коридор. К собственному удовольствию, я отметил, что мои утренние мучения не прошли даром - я выглядел значительно лучше, чем даже блистательные офицеры от которых уже серьезно разило алкоголем.
По непонятым мной причинам я привлек внимание двух девушек, что еще накануне отдавали свое внимание морякам. И до самого ужина я рассказывал им смешные, но немного страшноватые истории из моей практики и из практики моих коллег, которых я почти без смущения приписывал себе. Когда к вечеру господа офицеры предложили дамам сопровождать их по столице, в которую мы должны были прибыть в полночь, девушки мило отказали, сославшись, что именно я буду их провожатым на время стоянки поезда. Я был слегка смущен, но разве я мог отказаться от такой чести.
Ужинали в одном из двух вагонов-ресторанов. К увеселению публики в салоне играл виртуоз сканина - клавишного инструмента, что покорил своими звуками даже Королеву-Мать. Как гласила легенда, она помиловала приговоренного к смертной казни сканиниста после его последней просьбы сыграть о собственной смерти. Правда в легенде часто Королеву-Мать заменяли Богиней Ролл, но сути это не меняет. Сканин уже давно стал достаточно популярным инструментом в высшем свете. И мы даже после ужина еще долго наслаждались игрой молодого сканиниста.
За час до прибытия, в вагон-ресторан зашел командир вооруженного сопровождения поезда и напомнил нам правила поведения в столице. Просил не гулять поодиночке, а людей, что по своему статусу могли ходить вооруженными, просил, не откладывая подготовить оружие и взять на себя ответственность за сопровождение других пассажиров, что пожелают ночью посетить памятные места столицы.
Мы поблагодарили офицера и он, пожелав приятной прогулки и не опоздать к отправке поезда, удалился.
К приезду в столицу я был уже готов. Под моим плащом из кожи с подкладкой из плотной апратской ткани были почти не заметны заряженные длинноствольные пистолеты. Надев шляпу с большими полями, которые были еще модны в то время в столице, я вышел в коридор, где к моему изумлению меня ожидали не только две девушки, но и их воспитательница… или все-таки мать? А уж насмешливые взгляды моих знакомых морских офицеров окончательно смутили меня. Я понял что вместо романтической ночной прогулки меня втянули быть гидом для этих женщин.
Когда поезд остановился, я провел спутниц через свое купе и вывел их на широкий перрон, на котором, несмотря на позднее время, играл оркестр, всегда сопровождающий прибытие экспресса, что пересекает полматерика.
Управляющий вокзалом приняв рапорт у сопровождающего поезд офицера и приказал выставить охранение, особенно возле вагонов первого класса. Во избежание мелких хищений или тем паче террор акций, которые, признаться честно, случались все чаще в столице.
Столица. Сколько раз я в нее приезжал, она всегда удивляла меня. Не всегда приятно. И вот тогда спустившись с перрона первое, что встретило меня и неторопливо шедших рядом со мной женщин это огромная надпись на стене привокзального дома: "Прот - самозванец! Рог - сказка! Ролл -…!" Дворники, вооружившись лестницами, спешно закрашивали надпись и к тому времени, как мы проследовали в конец улицы, сквозь слой свежей краски лишь слегка угадывались низкие слова.
Пытаясь сгладить впечатление, я пошутил, обращаясь к женщинам:
- Поверьте, эти мерзавцы, что пишут на стенах, все-таки делают полезное дело!
- Какое же? - растерянно спросила меня одна из девушек.
- Ну, если бы не они, неизвестно, сколько бы еще лет этот дом ждал бы обновление фасада.
Мило улыбаясь, мы проследовали к введенным буквально год назад движущимся тротуарам, что огражденными участками пересекали практически всю столицу.
Пока стальная полоса под навесом, превращаясь в ступени на подъеме и снова сглаживаясь в стальную реку, несла нас, я как мог, отвлекал женщин, показывая им освещенные исторические здания и памятники. На дворцовой площади мы сошли с полосы и преклонили колени перед памятником Первому Королю. Поднявшись, мы развернулись к освещенному дворцу. Каждый раз удивляюсь тому ощущению, что охватывает меня при виде этих башен близнецов. Две власти. Бога и его наместника. И в башне Бога, как и в башне Правителя, всегда горит свет, ибо и днем и ночью они думают о делах великих, благих для всего мира.