— Пошли лучше на татами.
— Я уже была с тобой на татами. Всё. Не обсуждается.
В виртуальности наше рандеву выглядело необычно. Словно со всех сторон вылезли белые, полупрозрачные нити, и целеустремлённо присосались к нервным центрам. Средоточием же нитей, их источником и контролёром, была Ми — будто паучиха, она плела эту странную, ни на что не похожую паутину. Но вот нити заняли свои места, каждый мало-мальски чувствительный нервный центр оказался вплетён в единое фосфоресцирующее белым пространство. В некоторых местах я даже успел ощутить быстрые уколы, когда нити проникали на необходимую им глубину. Завершилась подготовка вполне ожидаемо, моим окончательным и бесповоротным осёдлыванием этой бешеной брюнеткой.
— Ну вот и всё, милый. Теперь ты в полной мере ощутишь, что значит принадлежать республиканке. Принадлежать МНЕ.
На следующие полчаса я полностью вывалился из реальности. Возбуждение накатывало волной. Вот оно где-то на границе сознания. Но вот по телу проходят мягкие, нежные, похожие на касание пёрышка покалывания, а вместе с ними растёт желание. В какой-то момент становится невозможно сдерживаться, тело выгибается в конвульсиях. Новые прикосновения, ещё нежней и мягче прошлых, и финишный аккорд — лёгкое движение бёдрами оседлавшей меня женщины. По ощущениям это короткое, почти неощутимое движение подобно вакуумному взрыву, оно кажется глубочайшим, всеобъемлющим, утягивающим в какие-то нереальные дали упругой мягкости. Оно обтекает всё естество, омывает его дуновением свежего ветра. Отголоски от взрыва пробирают каждый нерв, каждую эрогенную зону, ввинчиваются в душу так, что становится невозможно дышать…
Ритм меняется. Теперь это не волна, теперь это — глубокие проникновения сначала в одну, потом в другую, потом в целую гроздь чувствительных зон. Множество взрывов накрывает тело совершенно нечеловеческим возбуждением, чтобы лёгкое движение бёдер валькирии подарило вожделенный покой запредельного удовольствия. От глубины накатившего кайфа становится больно, голос срывается на крик, который, в свою очередь, тонет в беззвучии запредельного удовольствия.
Вот покалывания и проникновения отходят на второй план. Впереди — вибрации. Острые, колючие, но такие родные, даже нежные. Хочется кричать от охватившей душу нежности, а потом… Потом всё взрывается серией острых ощущений, полностью выбивающих способность соображать, погасивших в себе сознание. Остаются только движения женщины, её острый, раздирающий мозг шёпот, да пронзающая до спинного мозга вибрация…
Казалось, весь смысл жизни сосредоточился на женщине в моих руках. Она в мгновение стала всем, центром мироздания, властительницей мыслей и чувств. От неё сейчас зависело само моё существование, она полностью завладела мыслями, чувствами, но, что куда серьёзней, стала на это время моей волей. Её требовательный шепоток был для меня даже не приказом, а некой волей богов, откровением, которое я выполнял, не задумываясь.
Милена получала абсолютно всё, что хотела, вот только не стремилась злоупотреблять этой своей обретённой властью. Она вела свою игру, целью которой была моя психика. Она хотела расшевелить волю, хотела оживить выгоревшие каналы, чтобы они покрылись молодой нежной кожицей влечения, удовольствия, счастья. Она пыталась, и вся отдавалась этому действу без остатка. Поэтому когда валькирия отпустила поводок, убрала управляющие нити, мне оставалось только откинуться на спинку кресла, закатив глаза. В сознании царила абсолютная пустота — но это не была пустота выжженной пустыни, это была пустота опалённой счастьем души.
— Что чувствуешь? — с тягучей патокой сытости в голосе пророкотала девочка. Она при этом даже не пыталась заглядывать мне в глаза — сил не было. Просто пристроила поудобней свою головку у меня на плече, и крепче прижалась своим разгорячённым телом.
— Словно… заново родился. Потрясающе! И никакой искусственности, всё такое… правильное и человечное…
— Я старалась, — совсем тихо муркнула эта оторва, которая сейчас представала передо мной в совсем невозможной ипостаси — ипостаси нежной и самоотверженной любовницы.
— Я считал тебя более… эгоистичной в сексе.
— Считал он… Уж кто и был эгоистичным — так это твоя Ри.
— Нет Ми, ты не права. Она…
— Вот и я говорю: «она», — с ленивыми нотками в голосе перебила валькирия. — До тех пор, пока тебя не встретила.