Пьер уже начал с трудом передвигаться, хотя и держась за стенку. Левая рука у него была забинтована и воняла мазью от ожогов.
Затем отказала турбинка, Том собственноручно разобрал ее и, не найдя неисправности, собрал. Турбинка заработала.
– Профессор, – поинтересовался Пьер, – а к вам на Террариум тоже такое вот барахло поставляют?
– И такое, и хуже, – признался профессор. – Денег ни у кого нет, да и пользы, я имею в виду не научную, а финансовую, от биостанции никакой.
– А как же синий мох? – удивился Пьер. Профессор буквально подпрыгнул.
– Откуда ты знаешь про синий мох?! – ошарашенно поинтересовался он, затем грустно усмехнулся. – Ну конечно!
– В основном от вас, – как ни в чем не бывало подтвердил Пьер. – А еще на Земле я нашел контрабандистов, они его хотели…
Профессор жалобно чертыхнулся. Секрет! Минимальный доступ!
– А они-то как узнали? – устало поинтересовался он.
– А они – от своего человека в Министерстве Биологической Безопасности. Но я его не выдам, он хороший дядька. Только дочка у него – дура.
– При чем тут дочка?
– А шантажируют его, – беспечно отозвался телепат.
Тому надоело молчать, и он тоже решил принять участие в беседе.
– Очень удачно, что я вас встретил, – заметил он, пытаясь поставить на место последнюю из стеклянных лопаток компрессора турбинки. – А то ребята мне этот синий мох достали, а вот как его использовать, я знаю только в общих чертах. Просветили бы, а то штука дорогая… Жалко.
– Вы что! – На профессора было жалко смотреть. – Исследования только начаты, а вы хотите сказать, что он уже выброшен на «черный рынок»? Да ведь мы не знаем всех последствий его применения! Мало ли что он обезболивает! А если он мутаген? Или…
Тут профессор замолчал, он увидел блаженную улыбку на лице у Пьера. Страшное подозрение заставило профессора перевести взгляд на техника – так и есть, он тоже улыбался.
– Вы меня что – разыграли?
– Купили, – поправил его Пьер.
– А…
– Пока нет. Нет его на рынке. И вообще никто о нем не знает. Кроме меня и Тома. Я – от вас, Том – тоже.
– Ты, я вижу, очень собой гордишься…
– Я, к вашему сведению, только что победил чудовище. – Пьер гордо помахал забинтованной рукой. – Мне можно гордиться. Я – герой.
Профессор и Том переглянулись. Улыбка пропала с лица Пьера, он непонимающе уставился на своих собеседников.
– Ему что же – никто не сказал? – недоверчиво спросил Том.
– Не сказал – чего?
– Сколопендра…
– Неправда! – Телепату было вполне достаточно сказанного, чтобы понять всю глубину постигшего его позора. – Матрас… Я победил надувной матрас!
– Это все равно был…
– …смелый поступок, – закончил профессор, глядя в спину убегающему мальчишке. – Сходите к нему, Том, поговорите. Я сам соберу турбину.
– Проверьте систему подачи горючего, – сказал техник, направляясь следом за телепатом. – У меня нехорошее предчувствие.
За стартом зонда наблюдали все. Его транслировали по внутрикорабельной телесети, по мнению «дятлов», это должно было успокоить взвинченные нервы пассажиров.
Серебристая торпеда легко оторвалась от палубы и мгновенно растаяла в тумане.
– Высота пятьдесят метров. Видимость двадцать. Ветер ноль. Скорость подъема… – Компьютер зонда говорил глубоким женским голосом, который напомнил Владимиру что-то знакомое, только вот что?
– Первопроходцы! – фыркнул Пьер. – Ненавижу.
Голос компьютера зонда был тот же, что и у бортового компьютера звездолета Первопроходцев.
– Высота сто метров. Видимость пятьдесят…
Туман вокруг зонда быстро редел, по экрану проплывали полосы и завитки. Профессор положил было пальцы на клавиатуру, затем передумал. Зонд сам разберется, когда включать турбину.
– Высота сто пятьдесят метров. Видимость не ограничена. Переход в активный режим полета, – сообщил компьютер. Мигнули индикаторы, и где-то вверху тонко завизжала турбина. Профессор скрупулезно проверил, ведется ли запись, и лишь затем перевел взгляд с индикаторного экрана на обзорный.
Зонд шел уже на высоте около двухсот пятидесяти метров, постепенно забираясь все выше. Под ним расстилалось бескрайнее море тумана. Нет, не бескрайнее…
– Вы видите? – поинтересовался капитан.
– Видим, – отозвался Майк, безо всякого, впрочем, удовольствия. – Это сколько же в ней?