И Ант же тратил половину своего времени со мной, помогая восстанавливать руки и подвижность пальцев, а вторую половину на обучение первогодок. После базовой школы они умели выбрасывать несколько базовых связок от силы — и такой набор не спас бы их при встрече с теми, с кем мы имели дело.
Я же, в свободное (если его можно так назвать) время помогала с исследованиями. Пока они шли неудачно. Мы не знали ровным счетом ничего про происхождения сеток, кроме их создателя Малахита. Мы не знали ничего о группированиях нетренированных магов, которые портили всем жизнь. И это незнание нависло грозовой тучей, страшась стать нашим концом.
Глава 21. Будни, будни… и не очень будни
Практика в этот раз застала меня неожиданно. На волне всеобщих волнений, после очередной Малахитовой сетки, магистр побоялся меня отправлять на какие-либо интересные задания. Войн и даже маленьких беспокойств нигде не происходило. Затишье пугало, обещая потом бурю. Но пока об этом волноваться я не могла.
Мою голову заполнили пресловутый простой люд со своими болячками. В Вурле нам, молодым целителям, выстроили временный госпиталь и отправили лечить всех страждущих. Чтоб навыки не забывались, как сказал профессор Боголан.
Утро началось с бабушки. Миловидной, полненькой, той самой, которая, по преданиям, готовит пирожки внукам и щипает их за щечки. Несоответствия с образом начали всплывать очень быстро.
Сначала бабушка заявила, что она умирает.
В ходе долгих расспросов оказалось, что у нее защемило спину. Боль я облегчила, определила, что хворь хроническая, выписала травок и согревающие смеси и попыталась отправить бабушку домой. Она не обрадовалась.
На волне бабулиного скандала о том, как я хочу ее убить, пришла женщина с дитем. Я обрадовалась возможности переключиться на кого-то нового под важным предлогом. Ребенок засунул себя в нос неопределенное что-то. И периодически он начинал задыхаться — а потом всё становилось на свои места. Именно поэтому его привели сюда спустя неделю.
Я потратила битый час на то, чтобы вытащить у него из носа кусок шишки. Вручную, потому что магия могла помочь с огромными ранами, но к такому она была не готова.
Потом пришел крайне спокойный дед, которому мы вырвали половину прогнивших зубов. Опять же, вручную, магией только обезболив — хотя он настойчиво хотел вместо этого просто выпить чего покрепче.
Девочка со сломанной рукой, беременная женщина с сильными болями, постоянно орущий младенец…
Пальцы слушались меня достаточно, чтобы справляться с такими простенькими заклинаниями, но они начинали ужасно ныть в процессе. Кости срослись, а последствия остались. Но больше всего доставалось голове: она начала раскалываться. Люди проплывали мимо, я, не вдумываясь, их лечила, и появлялись новые. Когда кто-то пытался закатить истерику, я даже этого уже не замечала.
Циввара нашла меня не в лучшем состоянии под конец второго рабочего дня. Я перепутала ее с очередной пациенткой и попыталась обследовать.
— Сколько тебе еще так? — с широко распахнутыми глазами спросила она.
— Лунный круг. Месяц…
— Да, жестоко магистр с тобой.
Мы помолчали. В мою сторону начала продвигаться очередная резвая бабуля, раздвигая толпу больных. Я взмолилась, чтобы ее перехватил какой-нибудь другой целитель. Циввара задумчиво молчала.
Бабулю не перехватили. Зато Циввара, перестав морщить лоб наконец-то, ухватила меня и отвела в сторону.
— Слушай, ты же примешиваешь иногда целительство к атакам? — как всегда, без предисловий, начала она. — И получается что-то опасное?
— Да, — я оборвала ее, — настолько опасное, что наши воины запретили мне такое делать.
— Так это ж на них. Тебе оно не навредит, значит делать можно. Помоги мне, а?
Я вздохнула. Покосилась на новую волну потенциальных пациентов, ввалившуюся в зал. Один из селян покрывался красивыми зелеными пятнами.
— Если ты придумаешь, как выдернуть меня из лап профессора Краубока, то я вся в твоих руках.
Вышеупомянутый преподавал основы первой помощи. Именно закрытие ран, когда нас интересует, чтобы пациент не умер прямо в этот момент. И этот же профессор вел у нас практики с помощью обычным людям — Боголан от такого открестился, при всей его дутой любви к больным.
Через считанные минуты вернулась Циввара. Довольная, как кот в сметане.
— Что ты сказала ему? — поинтересовалась я и не получила ответа. Неразговорчивость Циввары обычно мне даже нравилась, но в таких ситуациях доводила до белого каления.
И, тем не менее, мы шли в мастерские элементалистов. Их там насчитывалось от силы пара комнатушек, потому что самих элеменатлистов у нас можно пересчитать на пальцах. Впускали туда только магов с допуском. У меня, очевидно, такого не было.
То, как Циввара уговаривала дежурного меня пропустить, навевало подозрения. Не на дежурного, нет — к нему она подлизывалась, как та кошка, и ему это очевидно нравилось. На меня навевало. Чтобы Циввара включала очарование, а не приходила к помощи грубой силы, я видела впервые в жизни. Холодок пробрал от догадок, с чем же ей все-таки понадобилась помощь.
Внутри лабораторий передо мной открылся хаос.
Целителей заставляли держать помещения в чистоте, вещи на своих местах, а все эксперименты с бирочками и под контролем. В обители элементалистов царил бардак. Чертежи валялись друг на друге, а стопка бумаг, перекашиваясь, на другой стопке. Смятые черновики покрывали пол. Вещества в баночках, куски непонятно чего, еще куски, похоже, чего-то живого — и всё это стояло где попало.
Хотя, смотря на то, как Циввара уверено проплыла через мусор на полу, подбирая с разных столов бумаги и элементы, заставило меня передумать. Это можно назвать не хаосом, а творческим беспорядком. Ей даже задумываться не приходилось, чтобы найти в этих кучах нужную маленькую бумажку. Мое восхищение.
Но когда чертежи оказались передо мной на столе, энтузиазм поджал хвост и спрятался. Циввара всегда казалась мне крайне талантливой личностью — и такой она и была, но в этих наработках она намешала что-то страшное. Посмотрев, а потом еще немного посмотрев, на эти схемы, я не скоро нашлась с комментарием.
— Знаешь, — крайне аккуратно начала я, тыкая в случайное место на чертеже — там любое бы подошло для примера, — тут везде она проблема. Ты пытаешься взять плетения и элементы для целительства и ими атаковать. Но суть-то не в этом.
— А в чем? — Циввара покосилась на меня, как на сумасшедшую. Возможно, с заявлением, что она оставила грубую силу, я погорячилась.
— Ты берешь плетение для, скажем, прыща. Или маленькой царапины — что-то, что есть почти у каждого, — сказала я, и начала создавать заклинания для примера. Циввара скептически хмурилась. — Потом аккуратно, по чуть-чуть добавляешь, не знаю там, маленькие искорки. А потом, сверху, слоями, что-то посерьезнее, но без хитроумных плетений. И когда оно летит в кого-то, такую смесь и блокировать быстро не получится, форма-то у нее другая, и организм сильнее ранения получит, он-то думает, что мы его лечим, — сказала я и попыталась сбросить заклинание в стену.
Дверь в лабораторию в этот момент отворилась.
— Ложись! — заорали мы с Цивварой в один голос.
Элементалист с четвертого года, которого отправила к нам Академия впитывать наш опыт, не раздумывая прыгнул на землю.
Академия так впечатлилась нашим с Джеком отчетом и мной, почему-то, лично, что отправила парочку-другую своих воспитанников к нам на полгода поучиться. Я склонялась к мысли, что настоящей целью было пошпионить.
— Раз уж ты меня чуть не убила, — сказал он, поднимаясь, — то, может, поможешь с одной штукой? Нужен взгляд целителя.