Зная своих дочерей, королева Отилия оповестила их до обеда, давая одной дочери время, чтобы спустить гнев, другой — прийти в себя от счастья. Кайа с утра рыдала о потере своей любимицы Аши. Другой такой быть не могло, ибо Аша появилась всего на час позже своей новорождённой госпожи, когда, почувствовав облегчение, матушка подарила малышке свою защиту — вплоть до её обретения тьмы и крыльев. Разумеется, поэтому Кайа осталась безучастна к участи Марны — эту новость королева Отилия озвучила второй, после напоминания об обрядах для Солвег и Улвы.
Несогласные вопли старшей наследницы продолжались бы долго, если бы Кайа не отёрла мокрое лицо и не пошутила бы зло, непохоже на себя:
— Что тебе не нравится, сестра? Дикие владеют плетьми не хуже карамалийских рабов. Ты только попроси их, всё племя будет в твоём распоряжении!
Марна не услышала, продолжая бесноваться, но заметила злорадные улыбки сестёр, холодно поинтересовалась, что их так развеселило. Солвег повторила слова Кайи, и Марна сначала смутилась, а затем бросилась было на младшую сестру, но была остановлена матерью и обездвижена.
— Прости, дорогая, но Тьма благословила отца на тот случай, если ты будешь противиться, — королева подошла в звенящей испуганной тишине, к Марне, спелёнутой сумрачными лентами, и надела на её руки чёрные обручья. Девушка взвыла, и матушка погрозила ей пальцем. — Не оскорбляй решение твоего отца и короля и не унижай свои корни пренебрежением! Помни, что я тоже когда-то была дикой и, как видишь, стала королевой всего Фрейнлайнда. А сестру ты больше не тронешь, на то была воля Тьмы Охраняющей и Созидающей. Кайа — избранная дочь фрейев.
Все присутствующие, включая ошарашенную Марну, открыли рты. Новость о согласии отца на брак Кайи и Инграма, завидного жениха, повергла в шок. Теперь Солвег была солидарна с Марной, о возникновении их тайного союза можно было не сомневаться. Улва загадочно улыбалась…
— Ма-а-атушка! Благодарю за милость! — бросилась Кайа в ноги королевы и схватила руку, как покорный раб, лобызая её. — Я буду Инграму лучшей супругой и королевой во Всемирье!
— Не сомневаюсь, моя малышка, — снисходительно улыбнулась Отилия. — Но для начала тебе надо обрести крылья. А это случится не раньше, чем через полгода.
— О, я буду готовиться! — бормотала обещания Кайа, готовая в эту минуту простить все обиды и Марну, чьё проклятие обернулось благом.
Чтобы отрезвить радость Кайи, королева велела выйти остальным дочерям.
— Расскажи, малышка, как тебе удалось уговорить малерийца добровольно поделиться с тобой своей силой? — не запрещая дочери сидеть у своих ног и держать благоговейно себя за руки, спросила королева, когда они остались наедине.
Кайа не знала, что ответить.
*****
Асвальд Второй до обеда лично навестил рабов и озвучил свою волю через переводчика, учителя Вилфреда. Рабу-малерийцу была оказана высокая честь быть посвящённым младшей дочери, которую тот наградил светлой магией и спас от проклятия сестры. Нет, Торвальду сыну Элла не предоставлялись отдельные апартаменты, лишь пообещали, что отныне в его клети будет чище, чем у остальных, а его прихоти в разумных пределах будут выполняться. И раз Кайа снимала ему обручья, значит, он будет находиться в них и по-прежнему делиться со своей новой госпожой магией, когда ей будет угодно, и, заодно, помогать учить кар-малерийские наречия.
Раб таращил изумлённо глаза, и весь его вид, к досаде Асвальда, не выражал благодарности — малериец будто бы даже начал свирепеть, но Его величество вовремя ушёл, не зная, что ему в спину полетят тихие проклятия с упоминанием всей его «мерзкой семейки». К счастью, проклятия раба не обладали силой, аналогичной той, что едва не убила королевскую дочь. Остынув, Торвальд сразу воспользовался новыми возможностями и попросил привести к себе товарища, находящегося в услужении фрейским женщинам.
Дыв появился несколько помятый: после прерванного сна был рассеян. Торвальд не обратил внимания на его руку, перевязанную куском ткани, и набросился, едва страж вышел в коридор побаловаться принесённым Дывом свежим напитком в кувшине и лёгкой закуской.
— Шархал тебя побери, ящерицын угодник! Что ты натрепал чешуйчатым? — малериец прижал к стене вялого Дыва и встряхнул его.
— Отпусти, сам виноват, нечего было нежничать с ящеркой! — огрызнулся Дыв и прямо посмотрел в глаза. — Отпусти, самому тошно.
Торвальд фыркнул и отошёл. Товарищи опустились на солому, и Дыв коротко пересказал все новости, к которым был причастен или знал, умолчав о собственном перевоплощении возле ложа Кайи и участии в её воскрешении.
— Почувствовали ящеры твой запах, потому и решили, — сдержанно подвёл итог карамалиец. Прислонился затылком к холодному камню. — Тебе радоваться надо, а не бузить. Сегодня ты должен был перейти в цепкие коготки средней дочурки, которая моя бывшая. Донна Солвег… — Дыв скривился, — а Марна с ней на короткой ноге, так что твой день снова стал бы «прекрасен». По мне, лучше в куклы с младшей играть и учить её языку, чем…
Торвальд хмыкнул. И правда, товарищ нашёл стоящий довод не унывать. Малериец взглянул на него внимательней:
— Сам как? Нанюхался фрейских перин?
Дыв лишь повернул голову в сторону открытой двери, за которой чавкал страж, поленился встать — развернул повязку на руке, демонстрируя увеличившийся с утра чернильный узор.
— Думал, какая-то дрянь укусила, но ошибся: оно живое и реагирует на нашу магию.
Торвальд взял руку товарища за пальцы, желая рассмотреть странный ожог, похожий на еле заметные глазу чешуйки, и вдруг пятно дёрнулось и медленно поползло к пальцам. Торвальд вскочил на ноги, но Дыв усмехнулся и спокойно замотал руку:
— Видел? Так что твои проблемы смехотворны. Расслабься, советник, домой целым и, главное, здоровым вернёшься. А мне, видно, не судьба… Эта пиявка из меня, чую, силы вытягивает, и спросить некого…
Торвальд признался, что не знает, как поступить, но попробует узнать у принцессы, когда та появится. Дыв кивнул на прощание и ушёл.
Вчера его предупредили о смене хозяек. С этого дня он должен был поступить в услужение Марне, которая уже ждала с распростёртыми объятиями. Но ночные события, кажется, многое меняли. На сегодня во всяком случае. Фрейи улетали на свой кровавый обряд, поэтому выдавался шанс отдохнуть и понаблюдать за “пиявкой”.
— Наслаждайся свободой, карамалиец, — сладко протянула Марна, заглянувшая к нему перед отлётом, — но когда я прилечу, ты восполнишь утраченное время стократ…
От прикосновения к бедру он вздрогнул, точнее, не совсем из-за этого — «пиявка» с приходом Марны как взбесилась, жгла руку, пыталась переползти с места на место, из-за чего приходилось почёсывать место, чтобы утихомирить зуд. Марна не могла не заметить этого. Спросила, в чём дело, и почему раб не выражает искренней радости; потянулась к повязке. Дыв открыл рот, собираясь признаться, мол, кажется, он заразился тьмой, но к ним заглянула Солвег, нарядная, увешанная многочисленными жемчужными нитями с ног до талии, насмешливо позвала сестру: «Успеешь натешиться…»
С их уходом Дыв вздохнул с облегчением, снял повязку и обратился к пятну:
— вырезано антиматом тварь, чего тебе от меня надо? Что мне сделать, чтобы ты исчезла?
Пятно обожгло, медленно меняя форму в рисунок, похожий на букву «К». Дыв опешил:
— Пресветлая Матерь! ТЫ со мной решила ПОГОВОРИТЬ? Дальше что?
Очередной приступ жжения подтвердил его догадку, тьма начала менять очертания, и в этот момент в дверь робко постучали, чего не делали ни фрейи, ни надсмотрщики.
— Дыв сын Кариата, ты здесь? — прошипел знакомый голос, и Дыв запоздало сообразил, что машинально за Марной закрыл дверь на засов.
— Вы не улетели с сёстрами? — спросил он, наблюдая за тем, как гостья рассеянно ходит по комнате, рассматривая бытовые мелочи, от гребня, подаренного Солвег, до пустого ведра для купания и рядом двух баночек с маслом от Марны.
— Я не иметь крылья. Это не мой ночь. Раньше Инграм меня брать посмотреть, сегодня я устать и хотеть спать.