Малериец засмеялся натянуто:
— Это ты ошибся, Асвальд! Разве ты теперь не догадался, кто предатель? Разве в твою голову ящерицы, сплющенную тьмой, не приходило в голову, что я могу внушить твоей дочери опасные мысли во время наших занятий?.. Мне жаль, прости, девочка. Намерения убивать тебя у меня не было. Но я не мог позволить себе, чтобы ты стала такой же мерзкой, как твои сёстры или родители. Посмотри, твой отец — воплощённое уродство! Тьма лишила его человеческого…
Кайа пискнула, начиная плакать:
— Сир Торвальд! Не надо! Не убивать! Вы мой друг!
— Тор! Прошу! — заикнулся бледный Дыв, про которого все забыли.
— Нет. Ваша Тьма хотела жертву? Она её получит! — Торвальд был в двух шагах от ямы, не решаясь сделать последний — вниз, в клубящийся мрак, вместе с той, которую прижимал к себе.
Горан сообразил — метнулся к рычагу, с помощью которого управляли решёткой, и она сдвинулась, медленно закрывая зёв. Торвальд среагировал — дёрнул на себя девушку, и наступил на край решётки, задерживая её ступнёй. И почти слитно с этим кривой кинжал порхнул за шею Кайи, заставляя вскрикнуть многих, а потом вернулся к её шее. Торвальд одной рукой зажал нанесённую принцессе рану, что-то шепнул девушке на ухо, а потом огласил:
— Пусть не будет моя жертва напрасной!
Король уже стоял неподалёку, крылья его резко развернулись, и Горан ловко отпрыгнул в сторону, видимо, давно привыкнув к подобным изменениям в настроении.
— Ты не выйдешь отсюда живым, раб! Но я обещаю тебе, что выполню одно твоё условие, если ты отпустишь мою дочь! Она — избранная королева Фрейнлайнда! Говори!
Торвальд показывал крайнюю степень напряжения — ему приходилось удерживать решётку, его лицо блестело от пота. Было что-то ещё, что собравшиеся не понимали, но чувствовали, фрейи — вместе с запахом крови принцессы, Дыв — читая в гримасе товарища непостижимое умиротворение.
С рук малерийца вдруг слетели обручья — железные и те, что сдерживали магию. Огонь брызнул во все стороны праздничным фейерверком, пугая стражей и Горана, невольно отступающих к стенам.
Торвальд отвёл руку с кинжалом, бросая оружие и направил ладонь на металл под собой. Тот начал плавиться от огненного потока, даже Тьма поджала щупальца, а потом алчно потянулась к желанной магии.
— У меня три условия, грязный ящер! Но хватит ли у тебя мужества сдержать своё слово? — медленно пробасил Торвальд.
— Говори, раб!
— Во-первых, я не хочу стать причиной войны между твоей страной и моей. Его величество Стефан Мудрый отдавал мне лишь один приказ — позаботиться о безопасности его сыновей. И я его сдержу. Надеюсь, принцы извлекут урок. Дыв — свидетель, не позволит принцам мою смерть трактовать как вызов.
Асвальд зарычал, тряхнув крыльями:
— Будь по твоему! Клянусь Тьмой Охраняющей, уже завтра малерийцы вместе с твоими друзьями отправятся домой. Какое твоё второе условие?
Торвальд заметно слабел, видимо, всплеск магии, отнимал у него силы:
— Как я уже сказал, мой товарищ Дыв — свидетель и глупый мальчишка, который спасал себя и нас, [antimat] тебя и твоих детей. Ты должен его отпустить!
— Он мне не нужен, — фыркнул король. — На сегодня Тьме одной жертвы достаточно. И, наконец, третье условие?
Кайа вдруг обмякла в руках Торвальда, он её почти бережно положил на каменный пол и взглянул в жёлтые глаза увеличивающегося ящера:
— А третье моё условие такое. Хочу, чтобы ваша Тьма подавилась Светом, и Всемирье, наконец, вздохнуло свободно от вашего бесправия. Я горд умереть за это!
Торвальд развёл руки, огонь охватил всю его фигуру, но, как было видно, не причинил ему боли:
— Слава Свету!
Не успел Асвальд в образе крылатого ящера метнуться к нему, как Торвальд шагнул назад, ныряя в чёрное марево. Тьма взвыла, давно алкая жертву. Отростки, мгновения назад достающие до высокого свода, резко, вместе с малерийцем, нырнули в недра тёмного источника и забрали все признаки сумрака с собой. Теперь одна оплавленная, покорёженная решётка свидетельствовала о недавнем конфликте.
Асвальд взревел: хитрый малериец только что лишил его законной крови — король взмахнул крыльями, устраивая бурю внутри залы. Стражники упали на колени, боясь оказаться случайной заменой коварному рабу, и только Дыв пополз к лежащей на полу Кайе:
— Ну же, малышка! Ты живая?.. Посмотри на меня, маленькая моя!.. Слава Све… Тьме, ты живая! — была ли его радость искренна, никто не знал, но слова подействовали на повелителя должны образом. Его крылья свернулись, и король постепенно приобрёл свой обычный, получеловеческий облик.
Раб прижимал к себе принцессу, а она всхлипывала у него на груди.
— Ничего, всё уже закончилось, малышка! — Дыв будто бы не замечал приближающегося к нему короля, гладил ящерку по голове, целовал в макушку.
— Доставьте Её высочество к ней в покои и пришлите слуг для охраны, — приказал Асвальд, повернулся к Горану озвучить второй приказ.
— Позвольте, я её отнесу? — Дыв уже вставал с колен, держа на руках Кайю, которая обвила руками его шею.
Король шумно вздохнул, поморщился:
— Горан, составь компанию этому рабу. И проследи, чтобы раба сразу отвели туда, где ему положено быть до приезда кар-малерийцев.
— Мне вернуться потом к вам, Ваше величество?
— Нет. Сам напиши разрешение на аудиенцию… уважаемым гостям. В полдень я их жду в этом зале. До этого времени замените решётку на более прочную и накажи тех, кто делал эту.
— Слушаюсь, Ваше величество.
Горан скомандовал стражам, и процессия с рабом, несущим принцессу, вышла из залы. Асвальд остался один. Подошёл к Сердцу Тьмы, присел и воздел руку над полостью:
— Призываю тебя, Тьма Созидающая! Хочу знать, верную ли идею подал мне раб, предлагая воссоединить дома Фрейев и Кар-Эйры?
Тьма молчала, очевидно, переваривая жертву светлого мага. Король это понял, вздохнул и поднялся. День закончился, предатель был наказан. Но легче на сердце почему-то не стало.
[1] Шведское имя Торберн переводится как «медведь Тора». В имени Торвальда тоже есть «Тор», только имеет значение «Правитель Тора». Называя Торвальда медвежонком, Асвальд пытается его унизить.
13. Их высочества Ядран и Давор
Обида на предавшего её малерийца была такой сильной, что, когда заглянула Солвег и предупредила о появлении заграничных принцев, допущенных к аудиенции, Кайа отмахнулась:
— Не хочу их видеть!
— И у них косы белые, и сами они белые, как снег на дальних вершинах… — соблазняюще промурлыкала сестра, подходя к ложу, на котором младшая закуталась целиком, оставляя дырку, чтобы дышать. — Ты же мечтала увидеть настоящего малерийца…
— Одного я уже видела, — буркнула Кайа и заворчала, сопротивляясь, ибо Солвег стягивала с неё покрывало. — Отстань!
— Покажи-и-и… Матушка нам всё рассказала. Марна тоже хочет посмотреть, но ты же знаешь, она тебя ненавидит и делает вид, что ей не интересно… Ого! Ты и правда облезла!
Всё, что удалось Солвег, — это раскрыть брыкающуюся Кайю на треть, но этого оказалось достаточно: на руке и плече юной фрейи отсутствовал чешуйчатый рисунок. Изумление, торжество и, наконец, смех Солвег попали в цель — Кайа взвилась, раскрываясь, и заорала:
— Пошла вон, гадина!
От смуглых ладоней Кайи полетели снопы искр, и запахло палёным: покрывало начало тлеть и загорелось. Солвег попятилась:
— Ты не избранная, ты — проклятая! — выбежала из комнаты на террасу, взлетела, торопясь рассказать Марне об увиденном.
Служанка, до сих пор изображавшая немую тень в углу комнаты, тут же метнулась к бадейке, зачерпнула в ковш воды и плеснула на огонь, помогая хозяйке потушить пожар. Когда всё было закончено, Кайа какое-то время созерцала беспорядок и разрыдалась. За что ей такой позор? За что добряк-малериец так наказал её? Или через неё отомстил отцу… Но Кайа, Кайа-то тут при чём?
Тогда невозможно было поверить в происходящее, однако сир Торвальд, внимательный и улыбающийся добрее всех во Фрейнлайнде, вдруг схватил её, сжал шею. Шепнул: “Не бойся, ящерка!” — и как поверить словам, если тебя грозятся убить?