За несколько лет Арнаахал превратился в неприступную крепость. Более того, чтобы обезопасить себя как от нападения со стороны суши, так и с неба — от фрейев — арнаахальцы отреклись от магии. На Совете старейшин постановили: магия делает человека ленивым и гордым, выбор любой стороны (Света или Тьмы) — опасным существование.
Как им это удалось, никто не знал, сами арнаахальцы утверждали, что секрет прост: не нужно пользоваться магией, и она исчезнет. Как бы то ни было, у себя дома они были в относительной безопасности. Асвальд, не поверивший новости, решил навестить соседей, но будто наткнулся у границ арнаахальской суши на стену, высасывающую силу, — и чуть было не пошёл бескрылым камнем на дно. Пришлось повернуть назад. Отсюда становилось понятно, почему Асвальд никогда не планировал для своих детей брачных договоров с арнаахальскими принцами и принцессами.
Однако плодовитость по благословению Сердца вынуждала его расширять границы своего государства. Дикие в любом случае были бы счастливы получить крылья, но за восточной невысокой цепью холмов земля казалась куда более плодородней и щедрее к своему народу.
В итоге Асвальд разыграл очередное представление: заставил поверить Жадалах-кхана в своё крепкое покровительство, подал надежду Захеб-кхану, а когда дикие начали побеждать — пришёл на помощь виердам. Тем самым фрейи показали: то была их общая победа, ведь за Захеб-кхана сражались все фрейи, имеющие крылья, фрейлеры и просто фрейнлайндцы без печати Тьмы. Марна вообще вытащила своего избранного жениха их натурального месива, что закрепляло за ней право на виердские земли и власть над дикими племенами.
— Итак, донна Марна сделала отличный и выгодный выбор, — усмехнулся Горан, закончив объяснять.
— Но ведь Севим, кажется, ей понравился, — уточнил Дыв, внутренне надеясь не только на холодный расчёт фрейев.
— Симпатия — дело второстепенное. Ты сам видел, к чему может привести привязанность, — Горан налил себе дорогого вина, сделал большой глоток и уставился равнодушно на прозрачный кубок с остатками рубиновой жидкости.
Мужчины молчали, Дыв рассматривал фрейлера, а тот словно не замечал этого, пялился на кубок, потом поднял глаза:
— Спросить хочешь, любил ли я Улву?.. Она мне нравилась, но любил ли? Я не знаю. Её нет и мне всего лишь грустно.
— Она спасла твою жизнь ценою своей.
— Я знаю, — Горан почесал чешуйки на лбу, — но это ничего не меняет… Осуждаешь, карамалиец? Или твои воркования с младшей дочерью — такое же самоуспокаивающее притворство, как и моё?
Вертикальные широкие чёрные зрачки сузились: Горан испытывающе смотрел на Дыва, возвращая ему его недавнее нескромное любопытство. И Дыв был вынужден признать, в первую очередь себе, Горан прав. Фрейлер догадался об ответе и усмехнулся:
— В тебе тьмы больше, карамалиец, чем ты воображаешь. Выпьем!
В попытке Жадалах-хана убить одну из дочерей Асвальда Дыв узнал дежавю. Сначала он подумал, что кхан диких тоже преследовал свою цель остановить бойню, угрожая фрейям. Но когда Дыв увидел мёртвое тело Улвы, понял — нет, здесь было другое. Ему объяснили так: Жадалах пытался провести обряд посвящения себя Тьме. Он был одержим крыльями с того дня, когда познакомился с королём фрейев, а потом Асвальд подогревал его интерес, намекая на возможность стать равным себе, — так фрей удерживал непокорного дикого в подчинении.
Поняв, что его мечта ускользает, Жадалах воспользовался случаем: он заметил, что одна из дочерей Асвальда не летает хаотично, как другие, а помогает кому-то определённому. Он отдал приказ напасть на Горана, а когда вокруг фрейлера образовалась толпа, Улву сначала ранили, затем не дали взлететь. Кхан перерезал ей горло, намереваясь отсечь всю голову, ведь именно с отсечением головы, по древним верованиям, фрейи больше не могли возрождаться.
Он собирался напиться её крови, до того как она окончательно испустит дух и, таким образом, принять Тьму, которая со смертью своего владельца искала себе ближайшего преемника. Кабы успел вождь, он бы получил свои крылья и имел бы возможность попробовать скрыться от фрейев.
— Марна его всё равно догнала бы, — Дыв не верил в благополучный исход для спятившего вождя.
— И отомстила бы за унижение, — согласилась Солвег.
Дыв поговорил и с нею, желая добиться для себя ясности и чёткости всей информации. Объяснения Солвег и Горана совпадали.
Марна, в самом деле, сделала выбор, правильный для семьи и выгодный для себя. Несмотря на смерть Улвы и неубранные тела других погибших, свадьба состоялась. Привели гвыбодов, пребывающих то ли в шоковом состоянии, то ли в опьянении, и заставили совершить брачный обряд. Севим пока не получал крылья, поскольку был слаб и нуждался в уходе. Договорились, что, как только он полностью восстановится, и на его теле не будет кровоточащихся ран, Марна принесёт его, а обратно на восток они уже полетят вместе.
Так коварная и жестокая Марна вдруг нашла свою вторую половину. Во дворце они появились через месяц, и потом Дыв часто видел в небе парящую пару, когда ушёл к диким в качестве мастера.
После короткой брачной церемонии фрейи вернулись домой, оставляя позади себя костры. На одних подогревали остывшую пищу, приготовленную дикими, на больших сгорали останки погибших. Дымовой завесой накрыло всю долину, и Дыв искренне не понимал, как можно пировать в окружении чудовищных “ароматов”. Стоило ему остановиться сражаться и осознать, что он только что убил не меньше двух десятков, как его вывернуло — куда пришлось: на траву, землю, распростёртые рядом тела диких.
…Улву завернули в белую ткань, сделали сверху узел, чтобы Асвальд смог удержать тело. Кайя взобралась на мать, Дыв — на Солвег, а Горан достался Марне. Та хоть и покривилась, но не стала спорить. Два раза туда-сюда никто не хотел летать, но Марне, как и всем фрейям, стоило оказать последнюю честь смелой сестре, погибшей в бою.
Улву, не обмытую и не переодетую в чистое, так и опустили в Очаг. Тьма бережно приняла тело фрейской дочери и поглотила его, унося с собой на глубину своего подземного царства.
После Асвальд велел всем расходиться, ибо завтра намечался сложный день — нужно было решить, что делать с дикими, как разделить территорию и кого поставить главным мастером над потерявшими большинство работников полями, виноградниками и скотом. Дыв, как обычно приобняв безостановочно плачущую Кайю, собрался довести её до спальни и там усыпить. Но король остановил его и Горана.
— Месяц назад ты появился здесь и валялся на коленях, выпрашивая милость стать личным слугой моей младшей дочери. Я разрешил, — Асвальд остановился напротив слуги и сузил зрачки, что означало одно — повелитель гневается. — Но ты посреди боя бросил мою дочь и помчался спасать моего помощника. Отныне ты больше не личный слуга Кайи. За твои воинские заслуги я разрешаю тебе остаться во Фрейнлайнде и поступить на службу. Ты сделал свой выбор, и решение моё останется неизменным.
Король вышел на террасу, оставляя ошарашенного Дыва и Горана, которому требовалась помощь лекаря, но на его запёкшиеся раны и шишки, а так же прихрамывающую ногу, никто не обращал внимания. Когда Асвальд покинул Сердце Тьмы, Горан расслабился, согнулся, тихо мыча от ноющей боли.
— Давай, я твои раны обработаю, — предложил Дыв, помогая фрейлеру разогнуться.
— Пустяки, завтра заживёт. Принеси лучше вина, возьми ключ, — Горан снял с шеи верёвку с ключом. — Я буду ждать у себя.
Дыв помог ему доковылять до комнаты, сам отправился в королевский погреб. Осмотрел его, машинально поцокал в адрес непрофессиональных местных виноделов, взял запечатанный кувшин из самого дальнего, покрывшегося паутиной угла, и вернулся к Горану, по пути заглянув на кухню и набрав закуски.
— На кухне воют, поминают какого-то Кристер-дана, который погиб. Кто это? — Дыв поставил на стол снедь и взял у Горана из рук влажную тряпку, начал вытирать кровь со спины фрейлера.