- Ты что, спятил?
- Почему меня не сбила машина? - произнес Скотт голосом, полным страдания, скорби и гнева.
- Скотт! - и Лу присела, чтобы смотреть ему прямо в глаза. - Скотт, что случилось?
- Ничего, - ответил он. Но тут же выпалил: - Я хочу остаться. Я остаюсь.
- Где остаешься, Скотт?
Он раздраженно сглотнул. Почему он должен чувствовать себя дураком, ничего не значащим болваном? Если раньше такое положение казалось закономерным, неизбежным, то теперь оно стало для него абсурдным, совершенно неприемлемым.
- Где остаешься, Скотт? - еще раз спросила Лу, теряя терпение.
Скотт поднял свое окаменевшее лицо и сказал уже почти бессознательно:
- Я хочу остаться с... ней."
- С... - Лу посмотрела ему прямо в глаза. Не выдержав ее взгляда, он опустил глаза, перевел их на ее длинные толстые ноги в брюках. Скотт до боли стиснул зубы, и у него заходили желваки.
- Есть одна женщина, - сказал он, боясь поднять глаза.
Лу молчала. Скотт взглянул на нее и увидел, что глаза ее блестят в слабом свете далеко стоящего фонаря.
- Ты имеешь в виду ту лилипутку из балаганного представления?
Скотт вздрогнул. Его покоробило от голоса жены, в котором прозвучали брезгливость и отвращение. Нервно выдвинув вперед нижнюю челюсть и проведя языком по верхней губе, он добавил:
- Она очень добрая и чуткая. Я хочу остаться с ней на какое-то время.
- То есть на ночь?!
Скотт резко вжал шею в плечи:
- Как ты можешь... - в его глазах вспыхнул гнев. - Ты говоришь так, словно...
Но сдержался и, глядя вниз, на туфли жены, стал говорить, отчетливо произнося каждое слово:
- Я останусь с ней. Если хочешь, можешь за мной больше не приезжать. Можешь избавиться от меня, а я уж как-нибудь проживу.
- Боже, хватит тебе...
- Лу, это не просто слова. Говорю тебе, как перед Богом, это не просто слова.
Лу ничего не отвечала, и Скотт, взглянув на нее, увидел, что она пристально смотрит на него и что в глазах у нее застыло какое-то странное выражение.
- Ты не знаешь, ты просто ничего не знаешь. Ты думаешь, что это что-то... отвратительное, животное. Но нет, ты не права. Это много больше. Неужели ты не понимаешь? Неужели ты не видишь, что мы с тобой теперь слишком разные, между нами - пропасть. Но если ты можешь найти себе что-нибудь на стороне, то для меня это невозможно. Мы никогда не говорили с тобой об этом, но я полагаю, что когда со мной будет покончено, - а именно этим все и закончится, - ты выйдешь замуж за кого-нибудь другого. Лу, неужели ты не видишь, что мне в этом мире осталось слишком мало. Просто - ничего. Что меня ожидает? Исчезновение. И я буду все так же уменьшаться каждый день, а мое одиночество будет становиться все острее. Ни один человек на свете не смог бы понять меня. И однажды я потеряю и эту женщину. Но сейчас - сейчас, Лу, она для меня женщина, к которой я чувствую нежность и любовь. Да, любовь. Что кривить душой, я ничего не могу с собой поделать. Пусть я мерзкий уродец, но и мне нужна любовь и, Скотт торопливо и хрипло вздохнул, - только на одну ночь. Большего я не прошу. Отпусти меня на одну ночь. Если бы на моем месте была ты и у тебя была бы возможность хотя бы на одну ночь обрести покой, я, поверь мне, не стал бы тебе мешать. - Скотт опустил глаза. - Она живет в фургоне. Там есть мебель, удобная для меня. - Он приподнял взгляд. - Я могу посидеть в кресле так, будто я нормальный человек, а не... - Он вздохнул и добавил: Хотя бы только это, Лу, только это.
Наконец Скотт решился посмотреть Лу в лицо. Но лишь когда мимо проехала машина, осветив фарами лицо жены, он увидел на ее щеках слезы.
- Лу!
Она не отозвалась. Вздрагивая от душивших ее рыданий, Лу впилась зубами в свой кулак. Затем глубоко вздохнула и смахнула с глаз слезы. А Скотт, онемев от потрясения, стоял и глядел на нее, не отрываясь, хотя у него уже давно от неудобной позы затекла шея.
- Ладно, Скотт. Бессмысленно и жестоко держать тебя. Ты прав. Я бессильна что-либо сделать для тебя.
Лу тяжело вздохнула.
- Я заеду за тобой утром, - выдавила она и бросилась к дверце машины.
Не шевелясь, Скотт стоял на ветру. Потом он побежал через дорогу, чувствуя в душе боль и пустоту. "Не надо было делать этого. Как я раскаиваюсь в этом".
Но, увидев снова фургон, свет в окне и легкие ступеньки, которые вели к ней, Скотт ощутил прилив страсти. Он вступал в другой мир, оставляя в мире старом и ветхом все свои печали.
- Кларисса, - прошептал Скотт.
И бросился в ее объятия.
13
Скотт сидел на одной из широких перекладин садового кресла, стоявшего в самом низу, прислонившись к толстому, как дерево, подлокотнику, и жевал кусочек печенья. Он выжал из губки несколько капель воды только один раз на середине первого этапа подъема. Рядом с ним лежала свернутая как лассо нитка с крюком, сделанным из булавки, и длинное, блестящее копье, тоже из булавки.
Медленно, как бы по каплям, усталость оставляла отдыхавшее тело. Скотт наклонился и растер правое колено, которое от напряжения опять припухло, потому что, забираясь по нитке, он ударился о ножку кресла. Гримаса боли исказила лицо. Но Скотт надеялся, что хуже не будет.
В погребе было тихо. Масляный обогреватель за последний час ни разу не заревел: наверное, было тепло не по-весеннему. Он взглянул на окно над топливным баком. Оно показалось Скотту блестящим квадратом. Закрыв глаза, Скотт думал: "Почему не слышно Бет во дворе? Водяной насос давно не работал. Наверное, Лу и Бет нет дома? Куда они могли пойти?"
Что-то неприятное поднималось в груди, и Скотт, вовремя сообразив, заставил себя прогнать навалившиеся на него мысли о солнце, об улице, жене и ребенке. Все это ушло из его жизни. И только глупый мужчина думает о том, что к нему никак не относится.
Да, он еще был мужчиной. Хоть роста в нем оставалось две седьмых дюйма, он все еще был мужчиной.
Скотт вспоминал ту ночь, которую провел с Клариссой, и как тогда к нему пришла та же мысль: "Я все еще мужчина".
- Тебя не надо жалеть, - шептала она, касаясь пальцами его груди, - ты же мужчина.