Дрожащей рукой он провел по волосам и подумал: «Вам не удастся сломить меня», опять обращаясь к неведомым злым силам. Изрезанное морщинами и складками лицо застыло в напряженной маске. Он все равно будет подниматься здесь, вот и все, а страхи и сомнения – прочь!
Скотт осмотрелся. У стены рядом со штабелем бревен высилась гора из камней, листьев и щепок. Давным-давно, еще в той жизни, которая представлялась ему теперь больше воображаемой, чем реальной, он в порыве столь несвойственной ему аккуратности смел их в одну кучу.
Скотт побежал к этой куче мусора. Она возвышалась над ним горой из валунов и гигантских бревен, некоторые из них были для него величиной с дом. Мог ли он надеяться на то, что ему удастся оттащить к подножию ступеньки хотя бы несколько камней или бревен, чтобы, подняв на них волосок, покрыть пять из восьми-десяти футов? Оставшиеся три или пять футов он попробует преодолеть, подпрыгнув вверх, как однажды уже сделал, карабкаясь на крышку стола.
– Но ты же чуть не сорвался тогда вниз, – напомнил он сам себе. – И если бы не та ручка от жестянки из-под краски…
Но Скотт отклонил это предостережение. В этот момент оно не могло быть убедительным доводом против восхождения. Ведь вся его жизнь, до последнего движения и вздоха, с того самого момента, как он свалился в этот треклятый погреб, была исполнена надежды на то, что он выберется отсюда именно по этим ступенькам. В начале заточения он раз сто забирался и спускался по ним, но всякий раз на его пути к свободе оказывалась закрытая дверь. И когда Скотт подумал, как легко он раньше забирался по ступенькам, ему стало не по себе. Как ужасно, жестоко, что сейчас, когда дверь наконец открылась, ступеньки превратились для него из невысоких стен в почти неприступные скалы.
Первый камень оказался настолько тяжелым, что его не удалось даже сдвинуть с места. Высматривая камни поменьше, Скотт двинулся по склону горы, то и дело спотыкаясь о торчащие края камней и выступающие бревна.
Его беспокойный взгляд перебегал от одного углубления между камнями к другому. «Что, если в одном из углублений-проходов прячется паук?» С тяжело бьющимся сердцем Скотт шел дальше по изломанному склону, пока наконец не нашел плоский камень, который ему удалось сдвинуть.
Мучительно медленно протащив свою находку по полу, он плотно придвинул ее к ступеньке. Выпрямившись, отступил назад. Камень был чуть выше его коленок. Значит, нужен еще один.
Вернувшись к горе мусора, Скотт продолжил поиски. Наконец ему удалось найти еще один камень, похожий на первый, и в придачу еще кусочек коры.
Уложенные друг на дружку камни и кора поднимут его примерно на нужную высоту. И более того, в кусочке коры он обнаружил небольшую канавку, в которой можно будет закрепить конец волоска.
Ворча от удовольствия. Скотт подвинул не очень-то легкий второй камень к ступеньке. Затем, стиснув зубы, напрягся до дрожи в теле и взгромоздил второй камень на первый. В спине что-то хрустнуло. Выпрямившись, Скотт почувствовал острую боль в мышцах спины. «Ты разваливаешься на части, Кэри», – сказал он себе. Это было даже забавно.
Он заметил, что второй камень немножко шатается, и ему пришло всунуть кусочки картонки в щели между камнями. Покончив с этим. Скотт забрался на камни и попрыгал на них. Ну вот, теперь маленькая приступка готова.
Он беспокойно взглянул на великана, который все еще ковырялся в водогрее, – сколько у него еще осталось времени? Скотт соскочил вниз и, застонав от боли в спине, медленно вернулся к горе. Больное горло, поврежденная спина, трясущиеся руки. Что дальше? На него налетел холодный ветер, и он чихнул. А дальше – воспаление легких. Все это было, пожалуй, даже забавно.
С кусочком коры проблем было намного меньше. Тонкий конец Скотт положил себе на плечо и, пригнувшись, волочил кусочек за собой по полу.
Похолодало. В голову вдруг ударила мысль, что он еще не знает, что будет делать, выбравшись из погреба. Если на улице действительно очень холодно, ведь от холода можно и умереть. Скотт прогнал эту мысль.
Без особого труда он поднял кору на камни и, прислонившись к приступке, стал осматривать ее.
Кора и волосок теперь находились рядом, и Скотт увидел, что канавка в коре была слишком узкой для волоска. Он недовольно хмыкнул: «Вот бегаешь, суетишься». Опять бросил тревожный взгляд на великана. Но откуда ему знать, сколько еще осталось времени. Что, если, когда он заберется на вторую ступеньку, великан закончит работу и выйдет? Если его не раздавят чудовищные тапки, то он просто-напросто застрянет на этой высокой ступеньке в полной темноте, в которой ничего не видно, и не сможет слезть вниз. Но долго думать об этом он не собирался. Случится так, и ему просто придет конец. Он выберется из погреба теперь или… Не может быть никаких или. Он не допустит никаких или.
Скотт поднял с пола маленький осколок камня и, забравшись на свою приступку, стал отковыривать им от края канавки в коре тонкие длинные волокна, пока наконец канавка не расширилась настолько, чтобы в не вошел конец волоска. Отбросив осколок, Скотт поднял край халата и вытер потное лицо.
Затем несколько минут стоял, глубоко дыша, пытаясь расслабиться. «Нет времени для отдыха», – ворчал рассудок. Но Скотт ответил: «Очень жаль, но отдохнуть придется, иначе наверх не залезть». Остается положиться на то, что великан еще не скоро закончит возиться с водогреем. Совершенно ясно: одним рывком наверх не забраться.
И вдруг в голове возник вопрос: «А зачем я все это делаю?»
На какое-то мгновение Скотт замер как вкопанный. Зачем он делает все это? Через несколько дней все закончится. Он исчезнет. Так к чему же тогда так напрягаться? К чему делать вид, что продолжаешь существовать, когда ты уже обречен?
Скотт замотал головой. Нет, так думать опасно. С такими мыслями ему быстро придет конец. Ведь если вдуматься, то все, что он делал и делает, лишено какой-либо логики. Но все же он не может остановиться. Может быть, потому, что он не верит, что в субботу всему придет конец? Как можно сомневаться в этом? Разве фатальный процесс прерывался хоть раз – хотя бы раз – с момента своего начала? Нет, такого не было. Седьмая часть дюйма от его роста долой каждый день, как по часам. Он мог бы даже разработать математическую теорию, основываясь на безупречном постоянстве своего падения в неотвратимое ничто.
Скотт вздрогнул. Странно, но мысли об этом действовали на него обессиливающе. Уже сейчас он чувствовал меньше сил. Усталость напомнила о себе. Уверенность начала таять. Затяни он с этими тягостными раздумьями, и ему пришел бы конец.
Скотт двинулся к волоску, нарочно пытаясь не обращать никакого внимания на усталость, вызванную приступом отчаяния. Он больше не позволит себе такой слабости. Он постарается забыться в работе.
Поднять волосок на кусочек коры оказалось делом чрезвычайно трудным.
Одно дело, упираясь ногами в пол, подхватив конец волоска, поднимать его, подтягивая на себя по полу. И совсем другое – поднимать его над полом и затаскивать на возведенную приступку.
Во время первой попытки волосок выскользнул из рук и со стуком упал на пол, придавив носок одной из сандалий. Нога была прижата к полу, пока он не освободил ее, приподняв волосок.
Скотт привалился к приступке. Грудь сильно вздрагивала от судорожного дыхания. А если бы волосок упал прямо на ногу?..
Он закрыл глаза. «Не думай об этом, – предостерегал себя Скотт, – мужайся. Не думай о том, что могло бы случиться».
Со второй попытки ему удалось затащить нижний конец волоска на первый камень. Но, пока он переводил дух, волосок опрокинулся на него и чуть не сбил с ног. Ругаясь в бессильной злобе, он подтащил волосок к приступке и, почувствовав резкий прилив сил, поднял его еще раз на первый камень, но теперь уже, прежде чем опустить волосок, убедился, что тот прочно лежит на камне.