И они все смотрели друг на друга, словно не могли поверить в то, что все было наяву.
– Полагаю, вы читали обо мне, – добавил Скотт.
– Да, – ответила она. – Я сочувствую…
Перебивая ее, он мотнул головой:
– Это неважно. – Дрожь пробежала по его спине. – Так хорошо, что… – Скотт замер, глядя в ее мягкие глаза, и тихо-тихо пробормотал:
– Так хорошо, что…
Его руки дрожали от подавляемого желания: ему хотелось протянуть их и коснуться ее.
– Так странно было увидеть эту… комнату здесь, – говорил он, нервно пожимая плечами. – Я так привык к огромным вещам, что, когда увидел маленькие ступеньки, ведущие сюда наверх…
– Я рада, что вы поднялись, – перебила Кларисса.
– И я тоже.
Она опустила взгляд, но тут же снова подняла глаза на Скотта, как будто боялась, что он исчезнет.
– Я здесь абсолютно случайно, – объяснила Кларисса. – Обычно я не работаю вне сезона. Но владелец здешних аттракционов, мой старый приятель, оказался в затруднительном положении, и я… в общем, я рада, что я здесь.
Они, не отрываясь, смотрели друг на друга.
– Постоянное одиночество, – сказал он.
– Да, – прервала она мягко, – может, и так.
Они опять помолчали. Кларисса беспомощно улыбалась.
– Если бы я остался дома, – снова начал Скотт, – я бы не увидел вас.
– Я знаю.
Дрожь короткими волнами пробежала по его рукам.
– Кларисса.
– Да?
– У вас прелестное имя, – сказал Скотт, а страсть, сотрясая его, пыталась вырваться наружу.
– Спасибо, Скотт.
Он прикусил губу.
– Кларисса, я хотел бы…
Она пристально смотрела на него. Потом без единого слова подошла, прижалась к нему щекой и замерла. А Скотт обнял ее и прошептал:
– О, Боже…
Кларисса всхлипнула и, неожиданно обхватив его руками, прижалась к нему.
Безмолвно обнявшись, они стояли в тихой комнате, и по их прижатым друг к другу щекам бежали слезы.
– Милый, милый, милый, – ворковала она.
Скотт отклонился и заглянул в ее сверкающие глаза.
– Если б ты знала, – надрывно произнес он. – Если б ты…
– Но я знаю, – сказала Кларисса, проведя дрожащей рукой по его щеке.
– Да, конечно, ты знаешь.
Скотт целовал ее и чувствовал, как мягкие призывные губы становятся жесткими, страстными, требовательными. Он крепко прижимал ее к себе.
– О Господи, снова быть мужчиной, – шептал Скотт, – только бы снова быть мужчиной и прижимать тебя так.
– Да. Прижми меня. Я так долго ждала этого.
Через несколько минут Кларисса увлекла его на кушетку, и они, улыбаясь, сидели там, крепко обнявшись.
– Это странно, – заметила она. – Ты кажешься мне таким близким, а ведь я никогда не видела тебя раньше.
– Это потому, что мы похожи, – отвечал он, – потому, что мы одинаково жалки в этой жизни.
– Жалки?
Скотт оторвал взгляд от своих ботинок.
– Мои ноги касаются пола, – изумленно сказал Скотт и затем меланхолично улыбнулся. – Такой пустяк, но ведь это впервые за все это время, – мои ноги касаются пола, когда я сижу. Знаешь, – Скотт нервно сжал ее руки. – Да, ты должна знать.
– Ты сказал, что мы жалки? – спросила Кларисса.
Он посмотрел на ее озабоченное лицо и спросил:
– А разве не жалки? Разве мы – не сама жалость?
– Я не думаю, – страдание мелькнуло в ее глазах, – я никогда не считала себя достойной жалости.
– О, извини, я сожалею. Я не хотел. – На лице его появилось раскаяние.
– Просто я стал таким желчным. Я один, Кларисса. Всегда один. С некоторых пор я стал абсолютно одинок. – Скотт бессознательно погладил ее по руке. – Вот почему я чувствую такую тягу к тебе. Вот почему я…
– Скотт!!
Они прижались друг к другу, и Скотт почувствовал, как ее сердце, словно маленькая ручка, стучится в его грудь.
– Да, ты одинок. Так одинок. Я знала других, похожих на меня – похожих на нас. Я была даже замужем. – Ее голос, затихая, переходил в шепот. – У меня должен был быть ребенок.
– О, я…
– Нет, нет, не говори ничего, – умоляла Кларисса. – Но мне было легче: я была такой всю свою жизнь, и у меня было время, чтобы привыкнуть.
Скотт удержал рвущийся наружу крик и сказал, не мог не сказать:
– Когда-нибудь даже ты станешь для меня гигантом.
– Милый! – Она прижимала его голову к своей груди, вороша ему волосы. – Как страшно смотреть на свою жену и ребенка и видеть, как с каждым днем они становятся все больше и отдаляются.
Запах, исходивший от ее тела, был чист и сладок. Скотт впивал ее аромат, стараясь забыть обо всем, кроме нее, и слушал ее чарующий голос, наслаждаясь каждой секундой.
– Как ты сюда попал? – спросила Кларисса, и Скотт рассказал ей.
– О, а жена не испугается за тебя?
– Не гони меня, – шептал он, останавливая ее. Как бы оберегая, она прижала его еще крепче к своей упругой груди.
– Нет, нет, нет. Оставайся столько, сколько… – Кларисса умолкла.
Скотт услышал, как она опять нервно сглотнула, и спросил:
– Что?
Она с минуту колебалась, потом ответила:
– Но только мне надо еще раз выступить, – она тихонько отстранилась, посмотрела на часы:
– Всего десять минут.
– Нет, – отчаянно прижался он к ней.
Ее дыхание стало отрывистым.
– Если бы ты мог задержаться у меня еще хоть чуть-чуть, самую капельку.
Скотт не знал, что и сказать. Он выпрямился и посмотрел на ее напряженное лицо, тяжело вздохнул:
– Я не могу. Она будет ждать. Она будет… – его руки нервно терлись о колени и наконец замерли. – Бессмысленно, – добавил он.
Кларисса наклонилась и, прижав свои руки к его щекам, поцеловала Скотта в губы. Его руки, дрожа, побежали по ее рукам, пальцы мягко перебирали шелк халата. Она обняла его за шею.
– Она что, так испугается, если… – начала было Кларисса, но прервалась, поцеловав его в щеку. Скотт все еще не мог ответить. Она отстранилась, а он посмотрел на ее залитое румянцем лицо. Ее взгляд избегал его.
– Ты не должен, прошу тебя, ты не должен думать, что я просто непристойная женщина. Я всегда была порядочной. Я только… – Пальцы нервно побежали, плавно скользя, по складкам ее шелкового халата. – Я только чувствую, как ты говорил, сильную тягу к тебе. В конце концов, этого не было бы, если бы мы были как все. Но мы – нас только двое таких, и в тысяче миль вокруг нам не найти таких, как мы. Понимаешь, все не так, как… – Услышав топот тяжелых ботинок по ступенькам фургона и стук в дверь, Кларисса замолчала.
Низкий голос произнес:
– Десять минут, Клэр.
Она не успела ответить, потому что говоривший уже ушел, и теперь она сидела, дрожа и глядя на дверь, и наконец обернулась к Скотту и сказала:
– Да, твоя жена будет испугана.
Вдруг его руки сжались на ее руках, а лицо стало жестким:
– Я собираюсь все рассказать ей. Я не хочу оставлять тебя. Не желаю.
Кларисса бросилась к нему. Ее горячее дыхание жгло ему щеку:
– Да, расскажи, расскажи все. Я не хочу, чтобы ей было больно, я не хочу, чтобы она испугалась, но расскажи ей. Расскажи ей, как нам хорошо.
Она не сможет ответить «нет».
Она отстранилась и поднялась, тяжело дыша. Ее дрожащие пальцы, пробежав по шелку халата, расстегнули пуговицы, и он, шурша, соскользнул вниз, обнажив ее плечи, цвета слоновой кости, и повис на руке. Изящное тело Клариссы тонко очерчивало светлое белье.
– Расскажи ей, – почти со злобой крикнула она и, развернувшись, бросилась в другую комнату.
Скотт встал, глядя на полуоткрытую дверь. Он слышал торопливый шелест надеваемой одежды и стоял неподвижно, пока Кларисса не вышла.
Она остановилась напротив него, лицо ее было бледно.
– Я была несправедлива. Я несправедливо поступила с тобой. – Кларисса отвела взгляд. – Мне не следовало делать того, что я сделала.
– Но ты будешь ждать, – прервал ее Скотт и, схватив руку, сжал ее так, что Кларисса поморщилась от боли. – Кларисса, ты будешь ждать меня?