Я стискиваю кулак, и корни с грохотом прижимают тело противника к полу, спеленав его по рукам и ногам. Харисс распластался на втором этаже рядом с лестницей. Каждое движение вызывает у него болезненный стон, сменяющийся надменным смехом.
— Ты расскажешь мне всё, что знаешь о Тенях, а также о том, что творится в Академии, — подступая ближе, холодно чеканю я.
— Значит, я угадал… Ты всё же пожаловал не от Императора. Тогда я могу умирать спокойно, — вздыхает он.
Ярость закипает во мне, и я не могу больше сдерживаться. Кастеты врезаются в прочную старческую рожу, добавляя новых красок на морщинистой коже. Харисс чертовски прочный и едва уступает своему металлу, но духовные кастеты неуклонно ломают не только плоть, но и его дух.
— Это не просьба, — цежу я. — Ты расскажешь всё в любом случае. Тебе решать, сколько боли придётся до этого испытать.
— Х-хватит, — сплёвывает он остатки зубов и начинает шепелявить. — Не так я думал умереть, хотел подохнуть верхом на молоденькой потаскушке…
— Говори!
Очередной удар добавляет ему красок на лицо. Кровь брызжет, орошая меня небольшим фонтанчиком.
— Чт-что говорить-то?
— Чем занимается тайная полиции в Академии? Куда деваются звёздные дети?
— Ещё один настырный родственник объявился, — сдавленный смех чиновника похож на бульканье.
Сплюнув новую порцию кровавых слюней, он отвечает:
— Тебе это всё равно мало поможет. Ты всего лишь букашка под стопой Альдавиана. Хорошо! Раз так хочешь узнать, слушай внимательно!
Глава 8
После своих слов Харисс закатывается в безумном смехе. Даже избитый и измотанный, он продолжает ухмыляться. Я вбиваю кулак в его окровавленное лицо. С хрустом сворачивается набок нос, вырывая из ублюдка вскрик боли.
Отдышавшись, он снова пытается юлить:
— Послушай мое предложение. Поклянись, что оставишь меня в живых, и я расскажу тебе всю правду. Более того, отсыплю столько солеев, сколько ты весишь! А весу в тебе, небось, как в крестьянской телеге. Сможешь купить себе целый городишко в глуши, установишь там свои порядки. Что скажешь?
Я наклоняюсь к нему и перехожу на свистящий шёпот. В моём голосе ледяная ненависть смешивается с жаждой крови.
— Послушай меня внимательно, мразь. Если ты сейчас же не начнёшь говорить, я забью эти ворованные деньги тебе прямо в глотку.
— Да не ворованные это! — тут же вскидывается Харисс. — Чистое золото, без крови!
Он предпринимает последнюю попытку спасти свою жизнь:
— Хорошенько подумай над моим предложением. Убьёшь меня и горько пожалеешь! Я веду дела с самим Орфосом — советника Императора.
Вместо ответа я с рыком дёргаю на себя корень, торчащий у него из ключицы. Плоть раскрывается, как бутон, и чиновник начинает верещать.
— Последний шанс, — сухо бросаю я. — Начинаешь говорить, или сдохнешь прямо сейчас.
По моей команде вокруг запястья изгибается острый корень, замерев у налитого кровью глаза собеседника. Его ресницы в ужасе трепещут, а частые сиплые вдохи нарушают тишину.
Собрав остатки мужества, Харисс хрипит и скалится окровавленными поредевшими зубами:
— Хорошо! Я расскажу всё, и пусть правда сведёт тебя с ума!
Он продолжает торопливо шептать:
— Орфос заведует отбором одаренных юнцов в личную гвардию Императора. Именно он занимается подготовкой торжественных встреч. Подробностей я не знаю. Туда допущен лишь ограниченный круг лиц, включая самого Альдавиана.
— Ближе к делу! — требую я, моё терпение уже давно на исходе. — Что происходит с теми, кто проходит отбор?
— Постой. Я же говорю, не горячись! — Харисс пытается повысить голос, но заходится кашлем. — Слушай дальше. Как я слышал, после торжественного приема Император лично отбирает новобранцев в свою гвардию. Но здесь есть один нюанс! — он облизывает лопнувшие губы. — Туда берут вовсе не самых выдающихся адептов.
Его зрачки бегают из стороны в сторону, а голос становится ещё тише:
— Настоящие же жемчужины среди простолюдинов, цвет нашей Академии, уходят в совершенно иное подразделение. Некий особый отряд, о котором толком никто не знает. Однако, прежде чем туда попасть, эти адепты, лучшие из лучших, удостаиваются личной аудиенции у самого Императора. С глазу на глаз, без свидетелей.
— Как проходят эти встречи? — полный ярости я едва сдерживаюсь, чтобы не выдавить ему глаза.
Пускай лично мне он ничего не сделал, но то, что у него руки по локоть в крови невинных, совершенно очевидно.