Выбрать главу

— У меня обычная духовка.

— Да-да, у тебя все обычное.

— А разве нет?

Они бесконечно спорили, но не зло. Он старался ее поддеть, она лишь мягко улыбалась в ответ и никогда его не упрекала. Не терпела подковырки, не прятала обиду за беспечным выражением лица, но удивительным образом на самом деле никогда на него не обижалась. На то она и Любовь.

— Обычная? Обычные бабы не разговаривают на закате с цветами, не гладят их лепестки, не поют, поливая землю.

— Разве это удивительно?

— А разве нет?

Мира размешивала витой ложечкой в чае сахар — делала это неспешно и неторопливо. Она вообще никогда не торопилась, так как полагала, что не успеть попросту невозможно, ведь всему и всегда означено свое время. А если так, зачем спешить? «Спешка — это страх, — отозвалась бы она, постарайся он в очередной раз отпустить по этому поводу шпильку. — А когда доверяешь судьбе, значит, не боишься того, что что-что случится не вовремя. И спешить становится некуда».

И крыть было нечем.

В отсутствие других забот они часто выходили на крыльцо, садились в плетеные стулья — Мира ласкала пальцами страницы какой-нибудь человеческой книги, Мор, сцепив руки в замок, маялся бездельем — рассматривал ее идеальный, пышущий здоровьем сад, в котором днем сотнями красок буйствовали цвета, а ночью обнимали ароматы природы. И тогда над их головами светились в неведомой дали созвездия.

Они говорили о людях. Всегда. Их излюбленная тема. Почему одним хватает любви, чтобы совершить верный выбор, а другим, увы, не хватает. Всегда спорили и даже делали ставки на то, что в конкретном человеке победит в итоге (точнее, ставки делал он, она же просто качала головой). Люди, люди, люди… Они оба находились здесь из-за людей. Мира вела их к Свету, он пытался увести от света — доказать ей, себе и всему миру, что Любовь, увы, не правит всем. Иногда проигрывал, иногда выигрывал, почему-то часто испытывал смутное разочарование, когда оказывался прав, и даже чуточку радовался, когда права оказывалась она. Они — сотканные из противоположных энергий сущности, способные жить и в тонком, и в реальном мире, — были дарованы людям в помощь. Так считала Мира, когда ей удавалось кому-то помочь, а он насмехался, что это она дана им в назидание — «чтобы знали, какими идеальными могли бы быть и какими им никогда не стать». Но даже этой фразой не мог вывести ее из себя.

Однако сейчас был не вечер, а жаркий полдень и один из тех моментов безделья, когда можно прикрыть глаза и ни о чем не думать — покемарить, послушать, как гудят в траве за окном цикадные провода, почувствовать на щеке ласковое касание солнечного луча, ощутить на затылке любопытный взгляд далеких облаков, «повисеть» в пространстве.

— Мор, нам через час нужно идти. Женщина.

— Что — женщина? — спросил он, полусонный.

— Ей предстоит нелегкий выбор.

— Им всем предстоит нелегкий выбор. Не сейчас, так завтра.

Брюзжать он любил почти так же сильно, как и бездельничать.

— Через час она будет на мосту — оттуда расходятся ее линии судьбы.

— Пусть прыгнет с него, и делов-то.

— Мор.

— Что, Мор? Да пойду я, пойду. Но ведь еще через час?

Он приоткрыл веки лишь до щелок, чтобы убедиться, что Мира уже там — мысленно уже рядом с несчастной.

— Хочешь отговорить ее прыгать?

— Она не прыгнет.

— Тогда не пойдем?

— Пойдем.

Он вздохнул. Перед походом нужно будет снова поесть крендельков.

Любовь в очередной раз надеется победить. А тьма попробует не дать свету просочиться наружу — обычная битва, обычный спор. Обычный день.

Ринт-Крук.

Под штанами и ладонями отсыревшие доски моста; внизу река. Журчала, булькала на перекатах, несла вдаль прозрачные и холодные воды, облизывала укрытые туманом берега.

Белинда слепо смотрела вниз и мерзла. Она мерзла давно, все время, всю жизнь, вот только ощутила это только теперь — сидя на старом, забытом Создателем мосту, затерянном меж двух безымянных гор.

У реки нет ни прошлого, ни будущего — есть просто поток, который несется из ниоткуда в никуда, чтобы когда-то и где-то зайти на круг — однажды испариться, пролиться дождем, вернуться в землю и из подземного источника вновь стать ручьем, а после рекой. Безымянной рекой в безымянном месте. Бессмысленно. Бесконечно. Пусто, холодно.

У нее тоже нет ни прошлого, ни будущего. Есть просто Белинда — не разум, — неспособное мыслить тело. Два глаза, две руки, две ноги… Разбитый нос, куча синяков, саднящие ребра и кровоподтеки на лице.