Глаза Любомира сверкнули, он перехватил запястье Софийки, потянул на себя, увлекая на солому. Опрокинул на спину и навалился всем телом. Софийка почувствовала, как её обдало жаром. Разгоряченное желанием тело Любомира пахло хмелем и потом. Она сдавленно пискнула, как мышонок, и крепко зажмурилась, не в силах противостоять натиску парня. Пшеничные усы почти приятно щекотали, когда Любомир начал страстно целовать тонкую белую шею девушки. Его рука уже скользнула ей под юбку, когда с наружи, со двора, донеслось ржание Огонька. Это, должно быть, Гордей вернулся к обеду.
Любомир отвлёкся от девушки, обернулся на звуки и Софийка смогла воспользоваться шансом. Рыбкой она выскользнула из объятий Любомира и поспешила прочь из дома.
Гордей гарцевал на спине Огонька, заставляя того то вставать на дыбы, то опускаться наземь, взбивая клубы пыли и вырывая клочья травы.
Софийка поправила платье, вытряхнула из волос пару соломинок и радостно помахала Гордею. Закричала:
— Гордей! Гордей, покатай меня на Огоньке! — побежала навстречу.
Любомир с досадой повалился обратно в солому, закрыл глаза и зарычал. Гордей вновь отбирал у него, то, что, казалось, само шло в руки Любомиру.
Потом он вспомнил о Маженне, оплакивающей, на пару со старушкой-матерью, его память, далеко отсюда, в Белых Липах и ему стало стыдно. Едва слышно Любомир прошептал:
— Маженна, прости меня!
На лугу качались под лёгким дуновением ветерка алые, розовые и белые головки диких маков, высокая трава иссохла под опаляющим солнцем, растрепались золотистые соцветья сурепки и белой таволги.
Огонёк горделиво вышагивал по ведущей через луг тропе, неся на своей спине Гордея и Софийку.
— Кто такая Маженна? — с интересом спросила девушка. — Это твоя невеста, Гордей?
— Не моя. Она — невеста Любомира. Очень хорошая и добрая девушка, к тому же отлично умеет ездить без седла. Она смелая.
— Я тоже умею! — подхватила Софийка. — И я ничего не боюсь!
— Если я пущу Огонька вскачь ты испугаешься! — рассмеялся Гордей.
— А вот и нет! — запальчиво возразила Софийка. — Давай! Или ты трус?
Гордей фыркнул:
— Кто трус? Я? Не на того напала, малявка! А ну, держись крепче!
Юноша пришпорил коня пятками и Огонёк понесся через луг, мимо тополиной рощи прямо к реке. Впереди высоким барьером на их пути, стремительно приближалось поваленное грозою дерево.
— Сейчас ты закричишь от страха! — прокричал на ухо Софийке вошедший в раж Гордей.
Девушка зажмурила глаза, ей стало действительно страшно, но в ответ она прокричала:
— Никогда!
Конь взмыл в небеса беря преграду, Софийка вцепилась в рубаху Гордея, пряча бледное личико у него на груди. Казалось, время застыло, как застыло в зените над их головами полуденное солнце.
Они перемахнули через преграду успешно, но соскользнули с потной конской спины и кубарем покатились в высокие заросли пырея. Огонёк не заметив, как его спину покинуло двое наездников, продолжил нестись по песчаному берегу реки. Влетев в прохладную воду он весело заржал и принялся шумно утолять жажду.
— С тобой всё в порядке? Не ушиблась? — Гордей обнял Софийку за плечи, заглянул девушке в лицо, она покачала головой.
Гордей дёрнулся подняться, он был разгневан:
— Вот сумасшедшая скотина!
— Конь не виноват!
— Хочешь сказать я виноват?!
— Не сердись, Гордей! — Софийка держала юношу в объятиях крепко.
Не смотря на свой юный возраст, она была сильной и ловкой, а по другому и быть не могло, ведь девушка почти всю свою сознательную жизнь провела в горах.
Гордей выдохнул "скотина!", Огонёк заставил его поволноваться. Он обернулся к Софийке, та подняла подбородок и прикрыла глаза, вытянула тонкую шейку стремясь поцеловать Гордея в губы.
На секунду Гордей застыл. Софийка была такая юная, всего тринадцать лет, но сейчас с разметавшимися по плечам волосами, с раскрасневшимися от дикой скачки щеками, она источала непреодолимую силу женственности. Гордей тряхнул головой, отгоняя пленительный морок.
Последнее время, после битвы при Высоких Бродах, он был сам не свой. Тяжелые и странные сны, о незнакомых землях и странных людях на железных конях, живущих в каменных дворцах, преследовали его по ночам, а по утрам он не всегда мог понять где он и что произошло. Вот и сейчас, что-то заставило его отступить.
Прежний он, наверное ответил бы Софийке на поцелуй, но нынешний Гордей не мог так поступить с малышкой.