- Капитан Конан, я подозреваю, что кто-то получил ложные сведения. Она в упор посмотрела на Эльгиоса, который внезапно утратил способность встречаться с ней взглядом.
Конан чуть не рассмеялся.
- Я пришлю еду и одежду и все прочее, что понадобится для ваших удобств, - продолжала она. - Сержант Талуф будет равен по званию дворецкому Резе - если его не подозревают в том, что он помочился на розы Главного Архонта или в каком-либо подобном преступлении.
При этих словах засмеялся даже сержант, а Эльгиос несколько раз беззвучно открыл и закрыл рот, прежде чем покачать головой.
- Отлично. Тогда - да пребудут с вами боги, капитан Конан. - Ливия сжала ему руки, едва сдержавшись, чтобы не броситься киммерийцу на шею. Ему, со своей стороны, потребовалось героическое усилие, чтобы устоять на месте и не обнять ее.
Затем Конан вышел за ворота, рассмеялся, когда Воители отступили еще дальше, и собственными руками закрыл за собой ворота.
- Ну, друзья мои? Меня ждет милая прохладная темница, как вы обещали? Или мы весь день простоим на солнцепеке?
Акимос не выпил и не закричал от радости, когда пришло известие из Караулки: .
Дом Харофа был самым нижним уровнем Караулки, названным в честь древнего аргосийского бога смерти. Обычно его приберегали для приговоренных к смерти преступников, но было истрачено достаточно золота, чтобы упрятать туда Конана.
И сделанное, в общем-то, нельзя назвать неуместным, решил Акимос. Киммериец обречен, даже если его судьба будет менее общеизвестной, чем участь убийцы или изменника. Но она будет не менее определенной. Даже его мышцы - да и его мозги - не могли помочь ему пробраться мимо ворот, охранников и других ловушек, поджидавших его на пути из дома Харофа.
Аргос больше не увидит Конана из Киммерии, кроме как в виде тела, найденного в подходящей навозной яме. После того, как слух о его скандальном романе с госпожой Ливией. распространят по улицам, как помет бродячих собак.
Вместо того чтобы выпить и закричать, Акимос тихо спустился по лестнице в погреб к Скирону. Он не приблизился к двери, не говоря уж о том, чтобы постучаться к нему, так как доносившиеся изнутри звуки не вызывали никаких сомнений.
Мужчина и женщина, сплетенные в неистовой страсти. Или по крайней мере неистовой со стороны женщины. По звукам было трудно судить, как подходил к этому вопросу Скирон. Он явно был не из тех колдунов, кому требовалось для работы соблюдать воздержание, - да и вообще это относилось в основном не к колдунам, а к колдуньям.
Акимос, улыбаясь, повернул обратно. Поговорить со Скироном можно будет и в другой раз. Торговый магнат много раз внушал Скирону, как важно, чтобы зелье выполнило свою задачу. На этом зиждился весь его план в отношении госпожи Дорис. Так кто ж мог обвинить колдуна в том, что он испытывал снадобье?
В окрашенном сумеречными красками саду перемигивались светляки. Западная сторона неба лиловела. Легкий ветерок доносил из порта песни и музыку из винных лавок.
Вечер этот был бы идеальным для госпожи Ливии, не будь она одна на крыше дворца Дамаос. Она не скажет даже себе: .
На глаза у нее навернулись слезы, когда она подумала о всей этой великолепной силе и смекалке, запертой в камере караулки. Да к тому же в камере в доме Харофа, - старые друзья семьи среди Воителей смогли сообщить ей хотя бы это.
Она спрашивала еще многое, но ничего не узнала. За исключением того, что было бы неблагоразумным проявлять излишнее любопытство относительно капитана Конана. Один человек так прямо и сказал. Другие всего лишь отводили глаза, но ей не требовалось никаких слов, чтобы знать, что они должны думать.
Ей было наплевать, шепчется ли весь Аргос, что они с Конаном были любовниками. Да пусть хоть кричат об этом с крыш и кораблям в море. Если она в состоянии что-то сделать для его спасения, то не позволит Конану томиться в тюрьме, не говоря уж о том, чтобы умереть.
Но что же предпринять? Она не могла выкинуть из головы мысль, что Реза мог иметь какое-то отношение к аресту Конана. Его ревность к ее благоволению по отношению к киммерийцу бросалась в глаза ничуть не меньше, чем его нос. Не привела ли его эта ревность к измене?
И если да, то какая у нее есть надежда наказать его? Сержант Талуф и другие из отряда Конана поклялись подчиняться Резе. Возможно, они доверяли ему. А возможно, они всего лишь отказывались разделять силы Дома Дамаос перед лицом врага.
Если так, то они поступали разумно. Она тоже поступит разумно, если последует их примеру. Но тогда все, что она ни сделает для спасения Конана, Реза может сорвать!
Она сжала камень так, что побелели костяшки пальцев. Она до крови закусила губу и наконец позволила слезам хлынуть из глаз и политься по щекам.
Когда слезы на глазах у нее наконец высохли, она позвонила, вызывая слугу. Появилась горничная Гизела.
- Вина, Гизела.
- Кувшин или чашу?
- Кто ты такая, чтоб указывать мне, сколько пить?
- Госпожа, чаша часто обостряет ум. Кувшин же всегда притупляет его. Разве всем нам не нужно сейчас не терять ума?
Ливия невольно улыбнулась. Не умри мать Ливии, рожая ее, у нее могла быть сестра того же возраста, что и Гизела.
- Похоже, ты уже говорила это прежде.
- Я спорила с Вандаром.- Гизела не покраснела. - Когда у нас нет более важных дел. - Она опустила глаза. - Это бывает не так часто, как я могла бы пожелать. Но я понимаю. Он будет долго отходить от смерти брата. Они не только родились близнецами, но и никогда не расставались до сих пор.
На глаза Ливии вновь навернулись слезы.
- Он отомстит за смерть брата. Мы все отомстим.- Она топнула по черепице крыши. - Я клянусь в том этим домом и всеми годами, что он простоял!
- Да будет на то воля богов, - поддакнула Гизела. - И - кувшин или чашу?
- Кувшин, но принеси две чаши и останься со мной. Возможно, если мы обе обострим свой ум, то можем начать осуществлять эту месть.
Шпион поспешил к двери в винный погреб. Одну руку он прижимал к животу, словно тот болел. Воистину мешочек с золотом Акимоса за пазухой его туники исцелит много болезней, если он доживет до дня, когда сможет потратить его.