— Что с ним делают? — спросил он. — Охотятся на слонов?
Держа клинок кончиками пальцев, он прорезал в ботинках отверстия. Мальчик опять хихикнул.
— Может, мне лучше пока оставить его тут? — спросил Уолли.
Мальчик покачал головой.
— Воин без меча — это общественный скандал.
Ножны висели у Уолли за спиной. Он попытался вложить в них меч и уперся рукою в потолок. Тогда он сел на кровать, но тут ножны свалились на пол. Он уже начал терять терпение, а мальчик все так же хихикал.
— Попробуй встать на колени, — предложил он, — или наклонись. Правда, тогда они отойдут в сторону…
Так оно и случилось. Ножны лежали у него поперек спины. Беспрерывно ругаясь и чуть не отрезав себе ухо, Уолли наконец убрал меч.
— Неплохо, — сказал мальчик, оглядев его. — У тебя эфес не с той стороны. Впрочем, Шонсу легко владеет и правой и левой, так что это не имеет значения. Если захочешь кого-нибудь убить, вынимай меч левой рукой.
— Я вовсе не собираюсь его вынимать! — но все же Уолли вынул меч и передвинул ножны на другую сторону.
— Теперь поправь рукоятку и смотри, чтобы он висел прямо, — сказал мальчик и взял в руки маленький кожаный ремешок, последнее, что оставалось в свертке. — Это зажим для волос, — пояснил он.
— Никогда не носил кожу, — пробормотал Уолли, откидывая назад волосы и связывая их ремешком, густые, тяжелые волосы, у Уолли Смита шевелюра была куда скромнее. — Мне что, надо появиться на людях во всем это снаряжении? Меня арестуют. — Он хмуро посмотрел в грязное мутное зеркало. — Арестовывают только воины, — мальчик засмеялся, — а ты — воин высокого полета. Нет, все очень хорошо. Увидев тебя, девушки засвистели бы от восторга, — если бы, конечно, осмелились. Пойдем.
Уолли колебался. Он посмотрел на плащ, оставшийся лежать на кровати, и на корзину, в которой лежало целое состояние — гора серебряных блюд, — А как же все это? — спросил он.
— Это украдут, — ответил мальчик. — А какая разница?
В его вопросе Уолли почудился некий подвох. Он увидел, как острые глаза его собеседника сверкнули. Это ловушка — если он скажет, что разница есть, значит, все эти вещи имеют какую-то ценность, а следовательно, они реальны. Однажды он уже попался, и теперь надо быть осторожнее.
— Никакой.
— Тогда пошли, — кивнул мальчик и побежал к двери.
— Слушай, ты, Недомерок! — окликнул его Уолли. — А может, ты заманиваешь меня в ловушку?
Опять показалась эта зловредная усмешка, открылась дырка там, где не было зуба.
— Да.
Больше он не сказал ничего, но вопрос: «А какая разница?» отчетливо читался в его лукавых глазах.
Уолли пожал плечами и улыбнулся:
— Ну, пошли! — и вышел из домика вслед за мальчиком.
Глава 6
Было прекрасное, по-тропически томное утро, его не портили даже запахи, которые всегда сопутствуют большому скоплению людей и лошадей. Солнце уже разогнало тень около домика и теперь нещадно жгло Уолли спину — в такие утра, как это, всегда начинаешь думать о летних каникулах, о пляжах и загорелых девушках, о прогулках по лесу и о теннисном мяче. Мальчик запрыгнул на низкий парапет дороги и, раскинув руки, чтобы удержать равновесие, покачиваясь, побежал вперед Чтобы не отстать, Уолли прибавил шагу; он заметил, что дорога спускается вниз, под кроны деревьев. Спрашивать о том, куда они идут, — бесполезно: ответом будет все тот же вопрос.
Путников, шедших навстречу им, было не слишком много. Поравнявшись с ним, люди приветствовали его поклоном. Он кивал им, не останавливаясь.
— Как я должен отвечать на приветствия? — Спросил он своего проводника.
— Кивок — это то, что нужно, — ответил мальчик; стена, по которой он шел, стала шире и теперь он двигался ровнее. Его лицо было совсем рядом с лицом Уолли. — Не отвечай черным и белым. Если хочешь, то и желтым. А зеленых и синих ты должен приветствовать — прижми к груди сжатый кулак. Это значит, что ты не собираешься обнажать меч, так же, как рукопожатие означает, что ты не прячешь где-нибудь оружия. — Опять начался узкий полуразрушенный участок, и он раскинул руки. — Не улыбайся, тебе это не положено.
— И даже красивым девушкам?
Теперь во взгляде мальчика было предостережение.
— От воина твоего ранга это будет воспринято как приказ.
Уолли стал внимательнее присматриваться к людям. У тех, кто был одет в оранжевое, на лбу было четыре знака, у тех, кто в коричневое, — три. При белом цвете — один знак, видимо, знак самых юных. Одетые в черное ему не встречались, но он уже знал, что значит этот цвет — цвет раба. На детях обоего пола не было вообще ничего, так же как и на его спутнике.