— Светлый князь, вам лучше уговорить своих людей не вступать в бой, — предупредил Никита. — Вы уже убедились, что я серьезно намерен выполнить приказ государя.
— Барон, не понимаю вашего рвения, — откликнулся Всеслав, тяжело ступая по мокрой брусчатке площади, переступая через талые ручейки. — Вы представляете иное государство, иную Русь. Какими мотивами руководствуетесь? Владимир что-то пообещал, что перевесило все разумные доводы?
— Не забывайте, что я подданный и этой Руси, — откликнулся Никита, замедляя шаг. Шеренга бойцов вскинула оружие, давая понять, что будет стрелять без предупреждения. Наверное, они надеялись на реакцию своего князя, который сможет поставить защиту. Впрочем, для пробития силового доспеха требуется выпустить невероятное количество магических пуль, здесь они рисковали. — Титул барона дал мне Великий князь Юрий Иванович, я даже в Боровичах наместником успел побывать.
— Да, помню такой казус, — поморщился Всеслав. — Ваши прямые родственники, кажется, Анциферовы? Из мужчин вы остались одни.
— У меня есть сестры.
— Они здесь не при чем. Что именно пообещал вам, барон, мой племянник?
— Ничего. Я действую исходя из собственных принципов и морали. Можете удивляться и считать меня глупцом, но это так и есть.
— Хотелось бы их услышать и понять.
— Будь вы поразговорчивее, мы бы уже в Устюге поняли друг друга.
— С магом такого уровня мне совершенно не понятно, почему Владимир решил дать мне шанс. Я бы не колебался, — признался наместник, пристраиваясь рядом с Никитой.
— Считайте, что человеколюбие Великого князя спасло вашу жизнь.
— Человеколюбие когда-нибудь сгубит его самого, — поморщился Всеслав. — Впрочем, ему теперь с этим жить.
Они остановились в нескольких метрах от застывших в ожидании воинов, и князь заговорил, подняв руку словно какой-то римский цезарь.
— Великий князь Владимир объявил меня вне закона и предъявил ультиматум: или я навечно покидаю родину, или погибну на ваших глазах. У меня нет иного выбора, бойцы, — голос Всеслава окреп. — Если я выберу жизнь, то не смогу забрать всех вас с собой, чтобы вы так же продолжали честно и верно служить мне. А участь тех, кто участвует в мятеже, известна: смерть или каторга. Выбор второго варианта влечет за собой то же самое, только погибать мы будем с гордо поднятой головой!
— Не дурите, князь, — предупредил Никита, понимая, чем сейчас закончится речь «цезаря».
— Что посоветуете мне, верные слуги? Умирать здесь или в застенках?
— Воля! — рявкнул кто-то, и оставшиеся в живых княжеские охранники дружным воплем поддержали эту идею.
— Тогда — огонь! — улыбнулся Всеслав, делая шаг вперед.
За мгновение до выстрелов Никита скастовал мощный двухслойный купол и настроился на потоки Космоса, ибо сейчас ему требовался огромный расход Силы: защитить не только себя и князя, но и столпившихся позади них самураев и не до конца очухавшихся от сонного удара Харитона и Михея.
Град пуль обрушился на купол, воздействуя на него мощью магии; разноцветные кляксы пробоя появлялись то в одном, то в другом месте, но тут же затягивались. Воздух завибрировал от притока магической энергии, у некоторых из стрелявших пошла кровь носом. Загрохотал пулемет, стоящий на турели внедорожника, но даже его огневой поддержки не хватало уничтожить защитную сферу. Никита почувствовал движение справа, и не глядя, обрушил на князя «паучий кокон», оплетая его невидимыми энергетическими нитями. Всеслав, выпучив глаза, застыл на месте.
Никита почувствовал, как в нем разрастается жгучий шар неиспользованной Силы, и просто топнул ногой. Этот родовой прием ему подсказал в свое время Петр Григорьевич Анциферов, дед сестричек Аниты и Насти. Но он не ожидал, что эффект превзойдет все ожидания.
Земля под стреляющими бойцами обрушилась вниз, утягивая за собой в пластах глинозема, щебня и переплетения корней деревьев всех, кто находился на линии разлома. Внедорожник накренился на один бок, и пулеметная очередь хлестнула по кустарникам, сбривая их под ноль, после чего захлебнулась. С жалобным треском, ломая кроны, в образовавшуюся трещину рухнули несколько сосен. Оставшиеся в живых — от силы четверо человек — сделали то, что и надо было сделать в самом начале. Они убежали.
Никита снял купол, чувствуя облегчение во всем теле. Казалось, еще мгновение — и его разорвет от накаченной мощи магии. Самураи смотрели на него как на живое воплощение бога Хатимана[1], чуть ли не на колени падая. Ичиро Китамуро выпятил грудь, словно гордился знакомством с таким великим воином как Никита-сан. Харитон и Михей застыли, по-новому оценивая своего молодого спутника.